Синодальный перевод библии что это значит
Насколько понятен Синодальный перевод?
Записки переводчика с Андреем Десницким
Приблизительное время чтения: 5 мин.
В последнее время всё чаще можно услышать споры о понятности или непонятности Синодального перевода Библии. Это, конечно, не единственный критерий для оценки: можно говорить, к примеру, о точности и красоте. Но сейчас давайте рассмотрим два этих противоположных тезиса: «Синодальный перевод понятен любому современному русскому читателю» и, соответственно, «не понятен».
Оба они, если честно, не просто далеки от истины – они в таком виде не имеют никакого смысла. Понятность – категория не абсолютная, а относительная: текст может быть понятен только кому-то конкретному и в определенной степени. Мы по опыту знаем, что даже члены семьи, которые живут в одной квартире, могут годами упорно не понимать друг друга в каких-то областях своей жизни – а что уж говорить о тексте, переведенном полтора века назад и написанном за тысячелетия до того?
Так что каждая сторона прибегает к неправомерным обобщениям. Ну разве трудно понято вот это: «Он же говорит им: не ужасайтесь. Иисуса ищете Назарянина, распятого; Он воскрес, Его нет здесь. Вот место, где Он был положен» (Марк 16:6). Скажешь ли это яснее, чем сказано здесь? Значит, все всё понимают.
Другая сторона приводит свой пример: «не молотят чернухи катком зубчатым, и колес молотильных не катают по тмину» (Исаия 28:27). Или этот:: «…упразднив вражду Плотию Своею, а закон заповедей учением, дабы из двух создать в Себе Самом одного нового человека, устрояя мир, и в одном теле примирить обоих с Богом посредством креста, убив вражду на нем» (Ефесянам 2:15-16)? Слова вроде как все знакомы, а смысл фразы не ясен совершенно – ну так значит, никто этого не понимает.
Давайте для начала разберемся, на каком уровне вообще возможно понимание библейского текста. Начнем с самого высокого – с духовного уровня. Кто такие «нищие духом» и почему они блаженны? Как можно подставлять другую щеку, когда тебя бьют? Юноша, который просил позволения похоронить отца, а Иисус велел ему следовать за Собой – неужели он должен был бросить умершего отца непогребенным? Или притча о неверном управителе – отчего это Иисус ставит ученикам в пример обманщика и коррупционера?
Даже в Евангелиях полно таких загадочных мест (все примеры оттуда), а, если обратиться к посланиям или ветхозаветным пророчествам, их станет еще больше. Некоторые современные переводы пытаются внести ясность с помощью дополнительных деталей, по сути, добавляя в текст собственные комментарии, но текст все равно не становится гладким и прозрачным – да и не должен он им становиться. Писание призвано удивлять, даже шокировать читателя, и этот шок должен становиться стимулом для духовного роста. Я многого не понимаю в Библии не потому, что переводы плохи (я и в оригинале ее читаю), а потому, что она на любом языке местами бывает исключительно сложна для понимания.
Но именно что местами. Если такими же туманными и загадочными станут выглядеть самые простые вещи, то благовестие расползется, превратится в набор туманных символов с неясным значением. Например, когда Исайя рассказывал об обмолоте чернухи, он говорил о вещах простых и понятных для его современниках: для получения приправы зернышки не вылущивают из трав так, как обмолачивают зерно, ведь для всего в этом мире есть свои средства и методы. Но мы, никогда не выращивавшие в огороде не только загадочной «чернухи», но и того же тмина, и никогда не молотившие зерна при помощи колес (а в древности бывало и такое), просто не можем понять этого образа. Для нас, горожан XXI века, возможно, стоило бы сказать «не пускают троллейбусов по трамвайным рельсам, и автобусов не загоняют в метро» – но никто из переводчиков на такие меры не пойдет, это уже будет не Исайя, а какой-то совершенно иной текст.
Это касается временной дистанции, несовпадения историко-культурного контекста. Но нередко Синодальный перевод выглядит таким же загадочным и архаичным даже в тех случаях, где никакой загадочности и архаичности на самом деле нет. «Приготовляйте себе влагалища не ветшающие» (Лука 12:33) – это даже выговорить как-то неловко, а на самом деле речь идет о сокровищницах или кладовых, которые не подвержены старению и износу, и о богатстве, которое никуда не денется. Или вот: «Даниил видел сон и пророческие видения головы своей на ложе своем» (Даниил 7:1) – так названо откровение, полученное пророком во сне, и даже если такой перевод понять нетрудно, читатель все равно должен продираться через неестественные для русского языка конструкции.
Но если про сновидения понять достаточно просто, и пресловутые «влагалища» человеку более-менее книжному можно осилить, то есть в Синодальном переводе и целые главы, где буквальность и архаичность сводят понимание практически к нулю, – я имею в виду новозаветные Послания. А точнее, те их части, которые излагают сложные богословские идеи. Прекрасно помню свои первые впечатления от них: все слова по отдельности понятны, общий смысл не ясен совершенно. А в результате мимо читателя проходят эти прекрасные и глубокие книги, в которых подробно рассказано: во что верит церковь, как она живет, и что значит быть христианином. Возникшая пустота пустота заполняется всякими симулякрами.
Дело тут даже не в том, что некоторые из слов устарели, а другие имеют в обиходном языке иное значение, чем в богословском. Главная причина – буквализм в передаче сложных греческих конструкций. Та же загадочная фраза из Ефесян звучит в одном из современных переводов (Международного библейского общества) так: «Он упразднил Закон с его повелениями и правилами, и Его цель – создать в Себе из двух один новый народ, установить мир и обоих, в одном теле, примирить с Богом через крест, уничтожив Собою вражду». Нельзя сказать, что этот текст стал кристально прозрачным с первого прочтения, да он, вероятно, и не должен таким быть, но он, без сомнения, стал намного яснее Синодального перевода.
Да, но так он отходит от буквального следования оригиналу, а, возможно, и вносит в текст спорные трактовки? Разумеется. Идеальных переводов нет, каждый что-то теряет, а у всякого приобретения есть своя цена. Хочешь дословности – придется поступиться понятностью, а хочешь понятности – придется соглашаться и на большую субъективность.
Но это, собственно, означает одно: на русском языке уже появилось немало переводов Библии и ее отдельных частей, и мне доводилось рассказывать о них подробнее на сайте «Фомы». Значит, можно и нужно пользоваться разными переводами, ни один из них не абсолютизируя, ведь ни один не заменит оригинала.
Фото Aff (formerly Odd Bod), www.flickr.com
И Синодальный перевод, как и любой другой, понятен разным людям в разной степени, и в разных отношениях по-разному. Невозможно требовать от Священного Писания полной прозрачности, но, по крайней мере, можно попробовать отказаться от тех слов, выражений и в особенности синтаксических конструкций, которые затуманивают относительно ясные места оригинала.
СИНОДАЛЬНЫЙ ПЕРЕВОД: ЧТО ДАЛЬШЕ?
Приблизительное время чтения: 6 мин.
Итак, в 1876 г. была издана первая Библия на русском языке, получившая название Синодальной, поскольку она не только печаталась по решению Святейшего Синода, но и окончательно редактировалась им. О том, что предшествовало ее появлению на свет, мы говорили в прошлой статье, а здесь поговорим о том, что за ним последовало.
Казалось бы, Синодальный текст у нас у всех один, им пользуются православные и протестанты. Это так, но единой и общей для всех версии этого текста никогда, по сути, и не было. Во-первых, уже в 1882 г. была выпущена протестантская редакция перевода «с разрешением Святейшего Правительствующего Синода для Английского Библейского Общества». В ее ветхозаветной части были удалены все слова, помещенные в скобки — так в переводе отмечались заимствования из Септуагинты, греческого перевода, которые при этом отсутствовали в еврейском Масоретском тексте. Впрочем, это все равно не привело к полному тождеству новой версии с еврейской Библией, зато были уничтожены и те скобки, которые использовались просто как знак пунктуации, безо всякого заимствования из греческого. В дальнейшем этот вариант текста многократно перепечатывался, и подавляющее большинство читателей было и остается по сей день уверено, что он точно отражает еврейский текст.
В результате получилось, что существуют два варианта Синодального текста: православный и протестантский, не включающий те ветхозаветные книги, которые не входят в протестантский канон (строго говоря, в православный они тоже не входят, но при этом традиционно печатаются в составе Библии): Иудифь, Товит, Премудрость Иисуса, сына Сирахова, Маккавейские и проч. Как правило, протестантские издания содержат уточняющий подзаголовок «канонические книги». В последние полтора десятилетия Российское библейское общество стало издавать исправленный вариант такого текста, куда, по крайней мере, были возвращены несправедливо удаленные в издании 1882 г. скобки.
В 1926 г. Библия в СССР была впервые напечатана в новой орфографии. Начиная с издания Московской патриархии 1956 г., подвергались незначительной правке устаревшие грамматические формы (например, «увидевши» заменялось на «увидев», а «лицем» на «лицом»). Идея серьезной ревизии Синодального перевода высказывалась не раз, но до сих пор не получила поддержки — а значит, со временем неизбежно должны были появиться новые переводы, поскольку всякий перевод устаревает и никогда не бывает совершенным.
Характерно, что еще до революции 1917 г. Синодальный перевод вовсе не воспринимался как единственный возможный русский текст Библии. Во-первых, в Лондоне в 1866—1875, т. е. практически параллельно с Синодальным, был издан перевод В. А. Левинсона и Д. А. Хвольсона, который предназначался «для употребления евреям». По стилю, впрочем, он весьма близок Синодальному. Существовали и другие переводы, предназначенные для иудеев. Такие издания, как правило, выходили с параллельным древнееврейским текстом, иногда перевод сопровождался комментариями. Прежде всего, тут стоит упомянуть издания, подготовленные Л. И. Мандельштам (выходили в Берлине в 1860-е и 1870-е гг.) и О. Н. Штейнбергом (Вильна, 1870-е гг.). Не прервалась эта традиция и по сей день, хотя современные переводы «для евреев» куда меньше походят на Синодальный, чем сто лет назад.
Но и с христианской стороны переводческая деятельность продолжалась. Многим известен перевод Нового Завета, выполненный обер-прокурором Синода К. П. Победоносцевым (С-Петербург, 1905), цель которого состояла в том, чтобы приблизить русский текст к церковнославянскому: Синодальный перевод казался ему не просто слишком тяжеловесным и стилистически несовершенным, но еще и слишком современным, далеко отошедшим от славянской традиции.
Кроме того, предпринимались переводы Ветхого Завета с Септуагинты. В 1870-е гг. выходили отдельные книги в переводах еп. Порфирия (Успенского), а затем и П. А. Юнгерова (Казань, 1882—1911). Из всех этих переводов наибольшую известность получил юнгеровский перевод Псалтири, переизданный в 1996 г. Он довольно академичен, его трудно считать переводом для богослужебного использования или келейной молитвы.
Своеобразную известность получило «Соединение и перевод четырех Евангелий» графа Л. Н. Толстого, вышедшее в Женеве в 1891—94 гг. и, в сокращенном виде, в России в 1906 г. Впрочем, назвать переводом этот его труд никак невозможно — это вольный пересказ отдельных страниц Евангелия, призванный проповедовать собственное вероучение писателя. Разумеется, в нем не нашлось места ничему, что противоречило бы его воззрениями, например чудесам, включая и Воскресение Христово, — все, что не понравилось Льву Николаевичу, он просто вычеркнул из текста, подвергнув его совеобразной цензуре. В результате цензура государственная запретила всю работу целиком.
Раздавались и голоса в пользу ревизии Синодальной Библии. В первую очередь следует вспомнить слависта и библеиста И. Е. Евсеева, написавшего отдельную работу «Собор и Библия» к Поместному собору 1917—18 гг. Основные претензии к Синодальному переводу были связаны с его стилем. Действительно, история перевода такова, что основные его черновики писались в ту пору, когда язык классической русской прозы только еще складывался. В пору Серебряного века русской литературы стилистическое несовершенство было особенно очевидным, но приговор Евсеева все-таки был слишком суров: «Язык этого перевода тяжелый, устарелый, искусственно сближенный со славянским, отстал от общелитературного языка на целый век».
Собор действительно высказал ясное намерение приступить к подготовке новой версии перевода Писания (хотя официальных определений так и не принял на этот счет), но, как нетрудно понять, скоро перед Церковью встали совершенно другие задачи. Речь уже шла не о том, насколько хорош Синодальный текст и в каких отношениях его можно было бы исправить, а скорее о том, будет ли Библия вообще доступна русскому читателю в каком бы то ни было переводе. При коммунистической власти Синодальный перевод стал переводом исповедническим: именно его рвали и топтали на допросах (как рассказывал о своем собственном допросе адвентист М. П. Кулаков), его провозили нелегально из-за границы, его получали в читальных залах библиотек по специальному разрешению, его переиздавали крайне редко и очень ограниченными тиражами, а порой и переписывали от руки. В результате именно через него приходили ко Христу поколения наших соотечественников, и сегодня многим из них трудно представить себе, что возможна какая-то другая русская Библия.
Тем не менее стоит отметить, что никакая церковная инстанция никогда не провозглашала его единственным или непогрешимым, не канонизировала его (а равно и церковнославянский перевод), подобно тому, как католиками была в свое время канонизирована Вульгата — латинский перевод Библии.
Подводя краткий итог, можно сказать следующее. Вполне очевидно, что Синодальный перевод надолго, если не навсегда, останется главной русской Библией. Вместе с тем мы не видим никаких причин, по которым именно этот текст должен быть единственной русской Библией. Особенно необходимым представляется сегодня создание русского перевода Септуагинты — традиционного Ветхозаветного текста Православной Церкви. Сложилось так, что она уже переведена на основные европейские языки, кроме русского. Вполне возможно появление со временем обновленной редакции Синодального перевода, с учетом новейших научных достижений и изменений в русской стилистике. Именно так поступили с Библией короля Иакова в англоязычном мире, и с лютеровским переводом в Германии.
Разумеется, сегодня выходят новые переводы, и часть из них заслуживает самого серьезного внимания и признания, но вполне может оказаться и так, что история Синодального перевода далеко не закончена, и совсем не потому только, что он по-прежнему занимает почетное место на наших книжных полках.
Читайте также: БИБЛИЯ: ИСТОРИЯ СИНОДАЛЬНОГО ПЕРЕВОДА
Библия: история Синодального перевода
Приблизительное время чтения: 7 мин.
Русская Библия, казалось, была всегда. Ее перевод, известный нам как Синодальный, воспринимается как что-то незыблемое и бесспорное… но сколько же споров вызывало его рождение на свет, сколько было на его пути препятствий, как долго длилась эта история!
Попытки переводить библейский текст на русский язык предпринимались достаточно давно: тут можно вспомнить переложения псалмов Симеона Полоцкого (1680 г.), Авраамия Фирсова (1683 г.), Василия Тредиаковского (1753 г.), а также полумифический перевод пастора Эрнста Глюка, бесследно пропавший после его смерти в 1705 г. Возможно, его никогда и не было.
Но принципиальное решение подготовить официальный перевод Библии на русский Святейший Синод по предложению императора Александра I принял только в начале 1816-го.
Большую роль здесь сыграло Российское Библейское общество, учрежденное за несколько лет до того по образцу некоторых западных стран (первое подобное общество было создано в Великобритании). Цель подобных обществ с самого начала заключалась в том, чтобы обеспечить всех желающих изданием Библии по доступной цене и на родном языке, и вполне естественно, что в России это, прежде всего, был русский язык.
Уже в 1819 г. было издано Четвероевангелие, а в 1821 г. – полный Новый Завет. Первые издания были параллельными, с русским и славянским текстом. Началась работа и над Ветхим Заветом, при этом изначально перевод делался с еврейского текста, а при редактировании добавлялись в квадратных скобках варианты из греческого перевода (Септуагинты). В 1822 г. впервые вышла Псалтирь, причем за два года ее тираж составил более ста тысяч экземпляров.
Главными сторонниками перевода были на тот момент обер-прокурор и министр просвещения князь А. Н. Голицын, а также ректор Санкт-Петербургской духовной академии архимандрит Филарет (Дроздов), будущий митрополит Московский и Коломенский, известный нам ныне как святитель Филарет.
Отставка Голицына в 1824 году во многом определила и судьбу всего проекта: Библейское общество было закрыто, переводческая работа прекращена, и в конце 1825 г. тираж первых восьми книг Ветхого Завета был сожжен на кирпичном заводе. Критики, среди которых следует назвать митрополита Новгородского и Санкт-Петербургского Серафима (Глаголевского) и нового министра просвещения адмирала А. С. Шишкова, не столько были недовольны качеством перевода, сколько отрицали саму возможность и необходимость для русских читателей какой-либо Библии, кроме церковнославянской. Разумеется, сыграла свою роль и настороженность по поводу мистических исканий и религиозных экспериментов тогдашнего петербургского общества.
Более чем на три десятилетия всякая официальная работа над переводом стала невозможной. Однако насущная потребность в нем никуда не делась, церковнославянский текст все же не мог удовлетворить всех: достаточно сказать, что А. С. Пушкин читал Библию по-французски. Поэтому продолжалась и неофициальная работа над переводами.
Здесь следует упомянуть прежде всего двух человек. Первый — это протоиерей Герасим Павский, ставший еще в 1819 г. основным редактором первого официального перевода. Затем он преподавал древнееврейский язык в Санкт-Петербургской духовной академии. На занятиях широко использовались подготовленные им учебные переводы некоторых пророческих и поэтических книг Ветхого Завета, где, помимо всего прочего, отрывки из пророческих книг располагались не в каноническом, а в «хронологическом» порядке, в соответствии с представлениями некоторых ученых того времени. Переводы показались студентам настолько интересными, что их литографические копии стали расходиться за пределами Академии и даже Санкт-Петербурга.
В результате в 1841 г. по доносу на переводчика было проведено синодальное расследование. О. Герасим остался в Академии, но о всякой переводческой деятельности должен был на долгое время забыть. Впоследствии, уже в ходе подготовки Синодального издания, в журнале «Дух христианина» в 1862—1863 гг. вышли его переводы некоторых исторических книг Ветхого Завета и Притчей. О. Герасим был последовательным сторонником перевода только с еврейского, так называемого Масоретского текста, который в те времена ученые обычно отождествляли с оригиналом Библии.
Другой переводчик того времени — преподобный Макарий (Глухарев), просветитель Алтая. Живя в основанной им миссии в алтайских предгорьях, он не только переводил Писание на язык местных кочевников (потомки которых сегодня сохраняют о нем самую теплую память), но и думал о необходимости русского перевода Ветхого Завета. Перевод Нового Завета и Псалтири к тому моменту уже существовал, хотя более не печатался и не распространялся, поэтому не случайно вся переводческая деятельность в ту пору была направлена на восполнение пробела в ветхозаветной части Писания. Для начала о. Макарий написал о своих предложениях митрополиту Филарету, но поскольку ответа не было, он с 1837 г. приступил к самостоятельной работе, отчасти пользуясь литографиями Павского. Результаты своих трудов он сначала отсылал в Комиссию духовных училищ, а затем и непосредственно в Синод, с приложением своего письма.
Тон его послания к Синоду — под стать книге Исайи, которую оно сопровождало. Отец Макарий обличает Синод за нежелание порадеть в деле духовного просвещения России, называет бунт декабристов, наводнение в Петербурге и прочие бедствия прямым следствием этого нерадения. Те же слова повторяет он без стеснения и в письме самому императору Николаю I! Ответом была не слишком тяжелая епитимья… и сданные в архив черновики переводов. Впрочем, митрополит Филарет после этой истории обратил внимание на отца Макария и написал ему подробный ответ, суть которого сводилась к одному тезису: еще не настало время для этого перевода.
Однако отец Макарий продолжил работу и перевел полностью Ветхий Завет, кроме уже давно изданной Псалтири; его переводы уже после его смерти были напечатаны в «Православном обозрении» за 1860—1867 гг. и использовались при подготовке Синодального издания. Эти переводы полностью следуют древнееврейскому тексту.
Во времена царствования Николая I, когда практическая работа по переводу могла носить только частный характер, святитель Филарет разрабатывал теоретические основания для будущего перевода. Особую роль сыграла его записка к Святейшему Синоду «О догматическом достоинстве и охранительном употреблении греческого седмидесяти толковников и славенского переводов Священного Писания» (1845 г.) — по сути, методологическая основа будущего Синодального перевода.
Как видно, для большинства переводчиков того времени вопрос о текстологической основе для перевода Ветхого Завета просто не стоял — они брали дошедший до нас древнееврейский текст. В то же время всем было ясно, что традиционным текстом Православной Церкви всегда был перевод семидесяти толковников, или Септуагинта, с которой в свое время был сделан и церковнославянский перевод. Нельзя сказать, чтобы другие варианты текста всегда отвергались: так, при подготовке первого полного издания Библии на Руси, т. н. «Геннадиевской Библии» 1499 г., использовался и латинский перевод, и отчасти даже еврейский Масоретский текст. Но все же Масоретский текст традиционно принадлежал скорее синагоге, чем Церкви.
Митрополит Филарет предложил своего рода компромисс: переводить еврейский текст, но дополнять и даже править перевод в соответствии с Септуагинтой и церковнославянским текстом.
Именно так и было решено поступить, когда на заседании Синода по поводу коронации Александра II (1856 г.) с подачи митрополита было принято решение возобновить перевод Библии на русский язык. Впрочем, это решение не означало начала работы, ведь у проекта было немало противников. К их числу относился, к примеру, Киевский митрополит Филарет (Амфитеатров). Аргументация противников перевода практически не менялась со времен адмирала Шишкова: церковнославянский и русский суть разные стили одного языка, к тому же первый объединяет разные православные народы. «Если переводить на русское наречие, то почему же не перевести потом на малороссийское, на белорусское и проч.!» — восклицал митрополит Филарет Киевский. Кроме того, широкое знакомство с библейским текстом могло, по его мнению, способствовать развитию ересей, как это и произошло на родине библейских обществ, в Англии. Вместо перевода предлагалось исправлять отдельные слова славянского текста и обучать народ церковнославянскому языку. Кстати, такое же решение предлагалось и для «инородцев», в отношении которых оно выглядело совершенно утопично. Разделял эту позицию и обер-прокурор граф А. П. Толстой.
Спор двух митрополитов Филаретов, Московского и Киевского, стал предметом подробного обсуждения в Синоде, и в 1858 г. он подтвердил решение двухлетней давности: начать перевод. Император утвердил это решение. В результате в четырех Духовных академиях (Петербургской, Московской, Киевской и Казанской), которым и было поручено это начинание, были созданы свои переводческие комитеты. Их труды утверждались епархиальными архиереями и затем Синодом, который полностью посвящал этому делу один из трех своих присутственных дней. Затем свою редактуру вносил святитель Филарет Московский, который фактически был главным редактором этого перевода и посвятил работе над ним последние годы своей жизни (он скончался в 1867 г.). Наконец, текст окончательно утверждался Синодом.
Таким образом, в 1860 г. было издано Четвероевангелие, а в 1862 г. — Новый Завет. Разумеется, это был новый перевод, ощутимо отличавшийся от изданий начала XIX в. При подготовке к изданию Ветхого Завета использовались как уже существующие переводы о. Макария, которые были серьезно отредактированы, так и заново подготовленные тексты. С 1868 г. по 1875 г. публиковались отдельные сборники ветхозаветных книг.
Работа над ними велась в соответствии с принципами «Записки» святителя Филарета: за основу брался еврейский текст, но к нему давались дополнения и делались исправления на основе текстов греческого и славянского. Наиболее очевидные из таких дополнений ставились в простые скобки, что создавало путаницу: скобки использовались и как обычный знак препинания. В результате возник свой, особенный тип текста, эклектически сочетавший элементы еврейского и греческого текста. Что касается Нового Завета, тут всё было значительно проще: традиционный византийский вариант текста, с небольшими отличиями, был известен и на Западе (т. н. «Textus receptus», «общепринятый текст»), и на Востоке христианского мира. За основу были взяты его западные издания, а слова, присутствовавшие в церковнославянском, но отсутствовавшие в этих изданиях, также давались в скобках. Добавленные «для ясности и связи речи» слова были выделены курсивом.
Итак, в 1876 г. была, наконец, издана полная Библия, получившая отныне название Синодальной. Однако на этом ее история не завершилась. но это уже предмет для отдельного разговора.