С чем можно сравнить русский язык и почему
Почему русский язык великий и могучий?
И.С. Тургенев назвал русский язык «великим» и «могучим». Эти два эпитета стали крылатыми словами, без которых русский язык для нас уже немыслим. Поэтому каждый русский рано или поздно задаётся вопросом: «Чем же так велик и могуч наш язык?» И пытается найти свой ответ на этот вопрос.
Для одних он велик и могуч своим матом, на котором хорошо говорить с врагами.
Для других богатством лексики (синонимов, антонимов, омонимов) и разнообразием смысловых оттенков, гибкостью своих синтаксических конструкций и в силу всего этого богатейшими изобразительными возможностями. Так К. Паустовский восторженно писал: «нет ничего такого в жизни и в нашем сознании, чего нельзя было бы передать русским словом. Звучание музыки, спектральный блеск красок, игру света, шум и тень садов, неясность сна, тяжкое громыхание грозы, детский шепот и шорох морского гравия. Нет таких звуков, красок, образов и мыслей, для которых не нашлось бы в нашем языке точного выражения.»
М. Ломоносов, который задолго до И.С. Тургенева пытался ответить на этот вопрос, пришёл к выводу:
«Карл Пятый, римский император, говаривал, что гишпанским языком с Богом, французским — с друзьями, немецким с неприятелем, италианским — с женским полом говорить прилично. Но если бы он российскому языку искусен был, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно, ибо нашел бы в нем великолепие гишпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность италианского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языков.» (М.В. Ломоносов)
Для многих русский язык велик и могуч благодаря литературе, написанной на этом языке. Достаточно вспомнить Льва Толстого и Фёдора Михайловича Достоевского, чтобы убедиться в этом. Темы, которые они поднимали в своих произведениях поистине велики. Идеи этих гигантов до сих пор владеют умами всего человечества.
Для многих этот язык велик и могуч благодаря коммунистическим идеям, воплощённым в СССР в реальность. Его лозунги «Мир народам, хлеб голодным, землю крестьянам, фабрики рабочим» десятилетия вдохновляли народы других стран. Поэтому Маяковский в своё время написал: « Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин.»
Для меня русский язык велик и могуч прежде всего своими песнями, в которых выражено величие просторов России, широта души русского народа и сила его духа.
Самым ярким примером являются народные песни «Ой ты степь широкая. » и «Степь да степь кругом». В них как нигде раскрылись и величие просторов России, и широта души русского народа. Думаю что одна из таких песен произвела и на Тургенева то потрясающее впечатление, которое он описал в своём рассказе «Певцы»:
«Он пел, и от каждого звука его голоса веяло чем-то родным и необозримо широким, словно знакомая степь раскрывалась перед вами, уходя в бесконечную даль. У меня, я чувствовал, закипали на сердце и поднимались к глазам слёзы; глухие, сдержанные рыданья внезапно поразили меня. »
Могучая сила духа в свою очередь ярче всего выразилась в в песнях «Дубинушка», «Священная война» и в гимне России.
Песни и гимны других народов могут гениально выражать радость, печаль, самые возвышенные чувства, однако такого первозданного величия и такой могучей, несгибаемой силы в них нет.
Однако вернёмся к великой русской литературе и зададим себе вопрос: Есть ли в ней образ, в котором русский язык предстал бы перед нами во плоти и поведал бы нам откуда у него это величие и сила?
Думаю, что таким образом является Тарас Бульба. Это настоящий былинный архетип русского языка.
И вот что он говорит об истоке своего величия:
«Нет, братцы, так любить, как русская душа, – любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал Бог, что ни есть в тебе, а… – сказал Тарас, и махнул рукой, и потряс седою головою, и усом моргнул, и сказал: – Нет, так любить никто не может!» * (Н.В. Гоголь)
То есть причина величия русского языка это широта русской души, способной любить так крепко, как никто уже не любит. Александр Блок подтверждает эту мысль:
«Да, так любить, как любит наша кровь,
Никто из вас давно не любит»! (А. Блок)**
А вот что Тарас Бульба говорит о причине могучей силы русского языка:
«Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая бы пересилила русскую силу!» ***
То есть причина могучей силы нашего языка это сила и стойкость русской души перед лицом немыслимых страданий.
Как же эта русская душа осмысляет саму себя и свой путь благодаря русскому языку, который ей подстать?
Это великое осознание самой себя и своего пути мы находим у Г.Р. Державина в оде «Бог»:
«Я связь миров, повсюду сущих,
Я крайня степень вещества;
Я средоточие живущих,
Черта начальна Божества;
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я царь — я раб, я червь — я Бог!»****
Это самоосознание являеет всю библейскую историю человека в восьми словах:
Обобщающим терновым венцом этого самоосознания себя во Христе звучат стихи:
Здесь русская душа ставит перед собой на великом и могучем русском языке свою самую высокую цель, в достижении которой требуется истинная сила духа.
Это позволило немецкому поэту Рильке сказать о России: «Другие страны граничат с горами, морями и реками, Россия же граничит с Богом.»*****
Так с лихвой оправдались слова И.С. Тургенева, которыми он закончил своё краткое размышление о русском языке: «Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!»
—————————-
* В гениальной экранизации «Тараса Бульбы» (2009) эти слова сказаны так, что не верить в них просто нельзя. Не верить в них – это всё равно что изменить родине.
** В этом самоосознании нет никакого великорусского шовинизма, ведь далее Блок пишет:
*** Поэтому А.В. Суворов восторженно восклицал в своей «Науке побеждать»: «Я русский. Какой восторг!»
**** «В силе воплощения Божия соделываясь не только чадом Божиим, но и причастником Божественного естества, восторг его (человека): «я Бог» соделался не хвастовством червя, но благоговением человека, величающего в себе действие благодатного милосердия Божия, возведшего его из червя в Бога» (Шишков)
«. Каждое слово в предложенном образе, как гвозди в кресте Господа» (Александр Краснослабодский)
***** Слова эти были сказаны Рильке в самом начале прошлого века. Смысл их раскрылся во всей своей полноте в 20-м веке.
Отличия и сходства русского языка со славянскими
Каждый из нас хоть однажды страдал от непонимания не только братьев-чехов или словаков, но и братьев-украинцев. Чем же похож и чем отличается русский язык от других славянских?
Откуда взялись славянские языки, и кто на них говорит?
Современные славянские языки имеют общего прародителя – праславянский язык, который существовал до VI-VII вв. н.э. Есть несколько гипотез о месте его возникновения, но все они сходятся в том, что это случилось на территории нынешней Восточной Европы.
В VII в. одновременно с разделением на соответствующие ветви славянских племен и праславянский разделился на три языковые группы с присущими им лексическими, морфологическими, фонетическими и грамматическими особенностями:
Каждая из групп в ходе своего исторического развития испытывала различные влияния неславянских соседей – немецкого, венгерского, турецкого, итальянского, литовского и других языков. Это отразилось на их лексике и грамматике. Тем не менее, славянские языки сохранили около 2 тысяч общих для них слов – наиболее древних и общеупотребительных, а также стилистически нейтральных.
На самом деле, славянских языков найдется еще больше, если посчитать все региональные диалекты и языки народов, не имеющих своих государственных образований (таких, как лужицкие сербы, русины, кашубы и др.).
Но чем похож и чем отличается русский от других славянских языков?
Русский, украинский и белорусский
Сам факт принадлежности к одной языковой (восточнославянской) группе говорит о том, что украинский и белорусский наиболее близки к русскому. До XIII-XIV вв. восточные славяне говорили на древнерусском наречии, из которого с течением времени развились три отдельных литературных языка.
Несмотря на культурную и историческую близость языков, между ними гораздо больше отличий, чем принято думать.
Например, если в русском и белорусском по 6 падежей, то в украинском их 7, вместе со Звательным, отвечающем за образование форм обращения. В русском, кстати, они встречаются лишь в литературе. (Как у Пушкина в «Золотой рыбке»: «Чего тебе надобно, старче?»)
Также в украинском есть форма давнопрошедшего времени («знав був»), аналогов которой нет в русском.
Все три языка используют кириллицу, хотя некоторые буквы украинской и белорусской версий отсутствуют в русской:
Тем не менее, прочесть написанное на этих языках, если вы знаете русский, не составит труда. Другое дело – понять прочитанное.
Установлено, что лексика русского и украинского идентична лишь на 60%, в то время как оставшиеся 40% слов в силу исторических обстоятельств имеют польское происхождение. Лексика белорусского языка совпадает с украинским и польским примерно на 70%.
Русский и западнославянская группа
К этой группе языков относятся польский, чешский и словацкий языки. В них много заимствований из немецкого, французского, итальянского и латыни. К тому же фонетически они сильнее всего отличаются от русского, так что шанс, что знание последнего поможет понять говорящих на этих языках на слух, не очень большой.
К тому же, в них есть особые звуки, не встречающиеся в других родственных языках, – в чешском это согласный, обозначаемый буквой ř [рж], в польском – носовые гласные, обозначаемые буквами ą и ę.
И самое сложное. Если в русском всего 3 склонения, то в словацком их уже 12, а в чешском – целых 14! Добавим сюда еще и твердую и мягкую разновидности прилагательных, которые также имеют формы единственного и множественного числа и трех родов, – не забывайте, их тоже надо склонять!
Русский и южнославянская группа
Сербский и хорватский:
Во времена Югославии сербский и хорватский считались одним сербохорватским языком с минимальными региональными отличиями, при этом в Хорватии всегда использовалась только латиница, а в Сербии – и латиница, и кириллица.
Бóльшая часть букв сербской кириллицы совпадает с русской (за исключением Ё, Й, Щ, Ъ, Ы, Ь, Э, Ю и Я), но есть особенные буквы, которые придется выучить отдельно: Ј, Ћ, Ђ, Њ, Љ и Џ. В отличие от русской кириллицы, каждая буква обозначает только один звук!
Как и в русском, ударение в слове может падать на любую гласную. Но есть «приятный сюрприз»: в языке Кустурицы и Теслы имеется «всего-то» 4 типа ударения и долготы гласных (они могут появляться в зависимости от того, в каком падеже стоит слово), и от этого может даже зависеть значение слова. Освоить сербское музыкальное ударение практически непостижимая задача для иностранца!
И вдобавок симпатичная деталь – невероятная для русского – ударение в сербском и хорватском слове, наряду с гласными, может падать на Р, поэтому слова, состоящие из одних согласных, – совсем не редкость: vrt (сад), brk (ус), Grk (грек).
Болгарский и македонский:
В этих двух языках не сохранилась система падежных окончаний. Поэтому по-русски болгарин запросто может сказать: «Эта дыня из мой папа сад»! (Да, падежи русского языка даются непросто не только неславянам).
Еще одна очень странная и неповторимая особенность этих двух языков – определенный постпозитивный артикль. Он служит для конкретизации смысла сказанного. В русском, как известно, артиклей нет, а в других языках чаще всего они представляют собой отдельно стоящие слова. Тут же артикль присоединяется к окончанию слова. Например, вълк – вълкът, мама – мамата, дядо – дядото и т.д. А во множественном числе вообще: момиче – момичета – момичетата («девочка – девочки – (какие-то конкретные) девочки»). Артикли – штука тонкая, с ней в состоянии справиться только ас болгарской/македонской филологии, и русский здесь точно никак не поможет.
И на десерт осталась сложнейшая система глагольных форм. В южнославянской группе существует 9 времен! Да-да, вам не показалось.
Словенский:
Уникальной особенностью этого языка является наличие двойственного числа. То есть особых форм, использующихся, когда речь идет о двух предметах.
Например, в предложении «Яблоко красное / Яблоки красные»:
Jabolko je rdeče. (ед.ч.)
Jabolki sta rdeči. (двойств.ч.)
Jabolka so rdeča. (мн.ч.)
Но чтобы вы не думали, что русский совсем не похож на южнославянские языки, добавим ложку меда: у них огромный пласт общей лексики. Дело в том, что южнославянская и русская лексики испытывали сильное взаимное влияние. Старославянская лексика пришла на Русь с первыми книгами еще в X в., с Балкан, откуда распространялась письменность. С конца XVIII в. маятник качнулся в обратную сторону, и уже южнославянские языки испытали на себе мощную волну русского влияния. Поэтому, скорее всего, зная русский, вы в большой степени поймете сербский, македонский и – особенно – болгарский текст.
А вот что говорят билингвы и иностранцы, владеющие русским и другими славянскими языками
Деян, филолог, русист, носитель сербского и македонского:
Не думаю, что знание двух славянских языков мне хоть как-то помогло в изучении русского. Скорее усложнило задачу. Самые большие препятствия для меня – это порядок слов в предложении, управление и произношение некоторых звуков.
Но это всего лишь мой пример. Я знаю сербку, которая говорит на чистейшем русском. При этом она не в состоянии объяснить ни одного грамматического правила русского языка. И также знаю немало сербов, которые живут в России десятилетиями и говорят на «пиджин» русском.
Лексика, конечно, похожая, но есть и множество однокоренных слов, которые означают разные вещи и заставляют вас сказать совсем не то, что вам хотелось. Знакомая мне лекторша русского языка (наполовину македонка) могла, говоря по-русски, буквально перевести македонское выражение «лопнуть со смеху» (пукнав од смеа) словами «я пукнула со смеху».
Славянские языки, конечно, похожи. Но если ставить себе высокие цели, для славянина должно быть все равно: изучает он русский или папуасский. Задачи те же.
Светослава, филолог-сербокроатист, носитель русского и болгарского языков:
Я выросла в двуязычной русско-болгарской семье. Мои родители прекрасно овладели языками друг друга. Оставшись жить в России, со временем папа выучил русский в совершенстве и полностью ассимилировался в России.
Канамэ, филолог-славист, преподаватель русского и сербского языков, носитель японского языка (владеет русским, сербским, болгарским, русинским, словацким и польским):
У меня нет сомнений, что знание русского языка помогает при изучении других славянских языков, но нельзя сказать, что оно всегда приводит к успешному их усвоению. На начальном этапе изучения [других славянских языков] русский язык помогает быстро сориентироваться в грамматической системе языка, и кажется, что все очень просто и понятно именно благодаря русскому.
Но потом, на более позднем этапе, придётся о нем «забыть», так как он мешает проникнуть в особенности изучаемого языка и овладеть им более естественным образом. Лучше начать думать на том самом языке, избегая мысли: «Как это будет по-русски?» Я тоже не раз сталкивался с этой проблемой, когда учил, например, сербский, болгарский и русинский.
Но мне, с одной стороны, приятно вспомнить, что во время своей первой поездки в Сербию я заметил, что говорю по-сербски «с русским акцентом», а, с другой, осознал тогда, что надо как-то избавиться от своих «плохих» привычек, чтобы заговорить по-сербски по-настоящему. После этого у меня в голове русский и сербский стали совсем разными языками, и я перестал путать слова или грамматики.
Материалы по теме
А вот ещё:
Мы поговорили с руководителем Лаборатории естественного языка Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» и Яндекса Иваном Ямщиковым о том, почему не стоит противопоставлять российское и европейское образование, из-за чего студенты стремятся уехать за рубеж, и что должно измениться в отечественном образовании.
За годы практики Иван видел разные модели преподавания и обучения, учился в шведской магистратуре, участвовал в летних школах в Голландии, Словакии и Испании, семь лет работал в научно-исследовательском институте в Германии и преподавал в Португалии.
Почему разделять российское и европейское образование неправильно
Главное, о чем многие забывают: Россия — это часть Европы и самое большое европейское государство. Отечественное образование априори часть европейской образовательной традиции: даже исторически оно построено на принципах немецкого (по идеям Вильгельма фон Гумбольдта оно имеет три ступени: первая — средняя школа; вторая — среднее профессиональное и специализированное гуманитарное образование; третья — институты и университеты).
Члены мирового научного и образовательного сообщества постоянно взаимодействует между собой: обмениваются идеями и опытом, объединяются для работы над совместными проектами и помогают друг другу двигать науку вперед. А в советское время огромное количество педагогических идей и принципов, разработанных странами «Варшавского договора» (в том числе СССР), стали применяться не только в Европе, но и по всему миру — в США, Китае и других странах. Поэтому противопоставлять российскую образовательную систему европейской — в корне неправильно.
500 лет теологии или инертность европейских университетов
Чем университеты евросоюза действительно отличаются от многих российских, так это преемственностью поколений и, как следствие, высокой инертностью развития. Например, у Гейдельбергского университета в Германии огромная инерция: сеть выпускников, государственное финансирование и поставленные на поток центры разного рода фандрайзинга, которые пишут заявки на гранты, ищут индустриальные партнерства и так далее. Все это дает университету ресурсы, чтобы стабильно развиваться и поддерживать высокий уровень образования. Но у такой инертности могут быть и неоднозначные последствия. Например, в Лейпцигском университете уже 500 лет как преподают теологию, и не потому, что в ней появляются новые направления и она активно развивается и меняется, а потому, что так сложилось еще несколько поколений назад.
У большинства российских университетов такой инерции в принципе нет, потому что в 90-е годы разорвалась связь между советской и российской образовательной традицией. С одной стороны, это привело к тому, что высшие учебные заведения оказались брошены и часто испытывают недостаток ресурсов, а с другой — появилась возможность строить с нуля, не опираясь на старые принципы и традиции.
Так, например, появился НИУ ВШЭ. Сегодня это огромный университет с четырьмя филиалами в крупных городах России, который был построен в 90-е годы с чистого листа усилиями команды молодых энтузиастов. С самого начала «Вышка» стремилась фокусироваться на исследованиях и уже через эту призму заниматься образованием. Аббревиатура «НИУ» (национальный исследовательский университет) в данном случае — elevator pitch (прим. ред — небольшой рассказ о сути продукта, который можно уложить в 30 секунд) этого высшего учебного заведения.
Все зависит от университета, а не от страны
Конечно, у каждой страны есть свои культурные особенности, которые влияют на дизайн образовательного процесса. Например, если говорить об отношениях преподавателя и студента, то в скандинавских странах традиционно очень короткая дистанция, все общаются на равных и обращаются друг к другу в основном по имени. Никто не употребляет приставку «профессор», а пойти попить пиво со студентами в обед считается совершенно нормальной практикой. В Португалии, наоборот, дистанция больше и уровень формальности взаимоотношений между студентами и профессорами выше. Учащиеся, при обращении к преподавателю, обязательно добавляют «профессор». А в Германии иногда говорят «профессор доктор», прежде чем обратиться по фамилии.
Однако, если посмотреть на ситуацию глубже, станет понятно, что на самом деле разница в атмосфере образовательного процесса зависит не только от культурных отличий, но и от специфики самого учреждения. Для научно-исследовательских институтов важны тесная коммуникация и креатив, потому что ученым необходимо находить общий язык с разными людьми из разных культур, обмениваться опытом и идеями с иностранными коллегами. Например, в Институте Макса Планка в Лейпциге, где я четыре года работал, принято общаться на «ты» даже с директором института, потому что все понимают, насколько важна горизонтальная коммуникация в научной среде.
А в Лиссабонском университете, где на программе финансовой математики готовят студентов к работе в банковском секторе, ситуация другая. Эти люди в скором времени будут работать в госсекторе, в министерстве финансов, носить костюм, общаться со сложными клиентами, управлять деньгами, оценивать риски различных инвестиций, поэтому им важно понимать социальную дистанцию и уметь формально общаться с контрагентами. Соответственно, с помощью образовательной программы им прививают некоторый формализм, ответственный подход к происходящему и внимание к деталям. Получается, что образовательное учреждение выбирает определенную политику, которая позволяет частично решить проблемы и упростить людям жизнь в будущей профессии.
Учат блестяще, но не объясняют «зачем»
В вопросах дизайна образовательной среды есть очень важный вопрос — «зачем?» Ведь образование нужно людям не ради галочки, а для того, чтобы получать какие-то конкретные навыки и знания. Если у вас есть ответ на вопрос «зачем» — с этим можно дальше работать.
Например, главным откровением, когда я приехал учиться в магистратуру в Швеции, для меня стало то, что в России я получил блестящее образование мирового уровня, но никто не объяснил мне, как его применять. За год учебы в Швеции я не узнал почти никакой новой теории, зато понял, как использовать все то, что уже выучил в Петербургском Университете.
В европейских высших школах ситуация, когда студент не понимает, зачем он учит то, что учит, — редкость. Например, на математическом факультете ему вряд ли предложат в первый день вычислять производные. Сначала ему объяснят, зачем это делать, как и где это пригодится в его специальности, как это встраивается в общую систему знаний и навыков, которую ему предстоит применять в будущем. Весь образовательный курс будет сформирован так, чтобы студент понимал, что и зачем он учит, и какую его профессиональную потребность этот курс закрывает.
В России же после распада Советского Союза разорвалась связь между образованием и производством. Если раньше университеты отвечали за крепкий теоретический фундамент, а работодатели — за стыковку теории с практикой, то сейчас обе эти функции возложены на образовательную систему. При этом преподаватели в высших школах часто сами не понимают, где в современной российской экономике будут востребованы их знания. Они отлично справляются со своей работой и дают студентам обширный багаж теоретических и практических инструментов, но из-за гигантской пропасти между университетом и рынком не могут объяснить, где эти знания предстоит применять.
Ответственность за преодоление этой пропасти лежит не только на образовательных институтах, но и на всем обществе в целом: государстве, бизнесе и самих студентах. Кстати, последние сегодня все чаще сами четко формируют запрос к университету на понимание того, что они учат и почему им необходимо инвестировать в это свое внимание и время.
Ключ к успеху — уважение к университетам
В Евросоюзе научное сообщество и, в частности, университеты — предмет региональной гордости. Например, на границе Чехии, Польши и Германии есть город Циттау, слоган которого: «3 страны, 2 университета, 1 город». Исторически на этих территориях было и остается 2 высших школы на население в 25 тыс. человек. И жители невероятно ценят это, ведь они из «университетского города». Или, например, в Нидерландах, есть небольшой городок Делфт, жители которого по-настоящему гордятся двумя вещами: Вермеером и своим университетом. Причем Вермеер — живописец, имя которого гремит на весь мир, автор «Женщины с жемчужной сережкой».
Но для человека из Делфта местный университет имеет гораздо большее значение, потому что там каждый год запускаются новые стартапы, а значит создаются новые технологичные рабочие места. Кроме того, это в принципе одно из лучших инженерно-прикладных образовательных учреждений в Нидерландах.
В современной России такого уважения к университетам и научному сообществу пока (или уже) нет. Сегодня, за исключением отдельных сегментов (например, IT), у нас к высшим учебным заведениям относятся как к месту, куда ты ходишь бесплатно, не понимаешь зачем и сколько это стоит твоим родителям (хотя все государственные университеты содержим мы вместе, так как платим налоги). Часто даже самые целеустремленные студенты, попадая в образовательную среду российской высшей школы, теряют мотивацию к занятию наукой. Потому что мало кто интересуется и понимает, что это такое, как она развивается и, соответственно, как ее развивать.
В то время как в Германии, например, само общество выступает главным адвокатом образования: там никому в голову не придет закрыть университет. С репутационной точки зрения предложить такое — все равно что сказать, что ты «по-человечески понимаешь Гитлера» (как однажды высказался Ларс фон Триер). Это конец карьеры и общественная стигма на всю жизнь.
Хорошее образование — это всегда разговор
Российское общество пока не понимает ценности университетов, и это нужно исправлять. Чтобы изменить отношение к науке и образованию, необходимо развивать многостороннюю коммуникацию между высшими учебными заведениями, обществом, бизнесом и государством. Например, нужно, чтобы публичные интеллектуалы как можно чаще рассказывали людям, почему университет — это важно, почему он приносит пользу, на какие деньги существует, и как улучшить его работу. Справедливости ради, в последние годы ситуация в России стала меняться. Например, в медиаполе снова возникла фигура популяризатора науки, а у людей пробудился интерес к научно-популярному контенту, тем не менее, серьезные изменения требуют времени и разнонаправленных усилий.
В первую очередь, налаживать диалог необходимо университетам и бизнесу, чтобы выпускать востребованных на рынке специалистов. В России уже есть успешные практики: например, Яндекс регулярно поддерживает связь с образовательными учреждениями и помогает создавать качественное IT-образование. Или, высшие учебные заведения (например, Высшая школа экономики) налаживают диалог с крупными конкурентными компаниями и стараются выяснить, каких специалистов не хватает на рынке труда и каким компетенциям обучать будущих выпускников.
Есть и примеры громких и интересных региональных партнерств. Например, не так давно, компания Bellini вместе с Metro, SimpleWine и рядом других спонсоров открыли в Сибирском федеральном университете филиал института гастрономии Поля Бокюза. Это первое и единственное российское отделение французской высшей школы шеф-поваров, открытое в Красноярске. Когда видишь такие образовательные проекты, вера в будущее российской высшей школы усиливается: чем больше университетов и компаний подключатся к диалогу, тем скорее удастся изменить отношение к образованию, повысить его качество и конкурентоспособность на мировом рынке.
Третья важная сторона процесса — государство, чья задача находить и создавать точки роста для образовательных учреждений. Не мешать, а помогать тем, кто придумал уникальную образовательную программу или решил открыть научный центр, например, на Камчатке. Естественно это непростой процесс, потому что в нtм есть специфика венчура: государство вкладывает в 100 проектов, но только 1 из них оказывается успешным и впоследствии может окупить инвестиции во все остальные.
Нам нужно перестать себя внутренне ограничивать и думать, что это нормально, что в России может быть только 5 высших школ мирового уровня. В Финляндии, например, живет 8 миллионов человек: университет Хельсинки занимает сотую позицию мирового рейтинга, а в топ-300 входит еще 3 местных образовательных учреждения. Между прочим, сто лет назад мы с Финляндией были одной страной. Так что если в России в 15 раз больше людей, значит у нас в топ-300 может быть 35 университетов. В конце концов, наша страна богаче, у нас больше нобелевских лауреатов, а еще мы делаем ракеты и покорили Енисей. Если у финнов работает, совершенно не ясно, почему у нас не должно.
Когда мы думаем со студентами, куда подавать нашу научную статью, я всегда предлагаю выбирать самую сильную конференцию. В некотором смысле «перезакладываться», целиться максимально высоко. Если у нас не возьмут работу, то мы хотя бы получим квалифицированную обратную связь и критику, с которой сможем переосмыслить и усовершенствовать статью. А если с самого начала будем целиться ниже, то выше не окажемся никогда. Как в анекдоте: чтобы выиграть, нужно купить лотерейный билет. Именно поэтому нужно перестать думать, что у нас не может быть достойной зарплаты ученого или преподавателя. Если у других стран может, значит может и у нас. Надо просто поставить себе эту цель и работать над ней. И цель эта должна быть амбициозной. Если думать, что в России не может быть великой науки, то великой науки в России, действительно, не будет.