Святославовы насады что это
НОСАД (НАСАД)
Исследователей всегда интересовал вопрос передачи этого термина на письме: носад или насад. В С. употребляется форма «носад». Булаховский считал, что «носад, по всей видимости, не ошибка издателей и не опечатка издания: доэтимологизация слова, вероятно, факт уже старины (сближение с «нос» судна)» (О первоначальном тексте. С. 439). К этому мнению присоединяется и Богородский, он подчеркивает, что форма «носад» хотя и реальный языковый факт, но вторична, а следовательно, более поздняя и возникла из формы «насад». Сам термин «насад», на его взгляд, вероятно, «связан с языческими дохристианскими элементами» (Об одном термине. С. 230, 233).
В науч. лит-ре поднимался вопрос и о происхождении слова. По мнению Обнорского, оно тюрк. происхождения (Очерки. С. 188). С. Гедеонов же отмечал, что Н. «быть может слово, перешедшее к нам от варягов: násadiště малый челн, употребляемый на Дунае» (Варяги и Русь. С. 383). К северному, новгородскому происхождению этого термина склоняется Богородский. Исследователь считает, что при переходе слова на «южную почву» произошло и изменение в ударении: «на́сад» — на «наса́д», Богородский приходит к выводу, что «для первоначального текста оригинала „Слова“ вернее всего предположить вариант „насады“, а для языка рукописи XVI века более вероятной следует считать форму „носады“» (Об одном термине. С. 248).
Лит.: Гедеонов С. Варяги и Русь: Историческое исследование. СПб., 1876. Ч. 1. С. 383; Булаховский Л. А. О первоначальном тексте «Слова о полку Игореве» // ИОЛЯ. 1952. Т. 9, вып. 5. С. 439; Богородский Б. Л. Об одном термине из «Слова о полку Игореве»: (насадъ — носадъ) // Учен. зап. ЛГПИ им. А. И. Герцена. Л., 1959. Т. 104. С. 227—258.
Плач Ярославны (в подстрочном переводе Дмитрия Лихачёва)
Этот текст ещё не прошёл вычитку. — нужно сравнить с печатным оригиналом. Есть книга?
Плач Ярославны
На Дунае Ярославнин голос слышится,
Кукушкою безвестной рано кукует:
«Полечу, — говорит, — кукушкою по Дунаю,
Омочу шелковый рукав в Каяле-реке,
Утру князю кровавые его раны
На могучем его теле».
Ярославна рано плачет
В Путивле на забрале, приговаривая:
«О ветер, ветрило!
Зачем, господин, веешь ты навстречу?
Зачем мчишь хиновские стрелочки
На своих лёгких крыльицах
На воинов моего милого?
Разве мало тебе было под облаками веять,
Лелея корабли на синем море?
Зачем, господин, моё веселье
По ковылю ты развеял?»
Ярославна рано плачет
В Путивле-городе на забрале, приговаривая:
«О Днепр Словутич!
Ты пробил каменные горы
Сквозь землю Половецкую.
Ты лелеял на себе Святославовы насады
До стана Кобякова.
Прилелей же, господин, моего милого ко мне,
Чтобы не слала я к нему слёз на море рано».
Ярославна рано плачет
В Путивле на забрале, приговаривая:
«Светлое и трижды светлое солнце!
Всем ты тепло и прекрасно:
Зачем, владыко, простёрло ты горячие свои лучи
На воинов моего лады?
В поле безводном жаждою им луки скрутило,
Горем им колчаны заткнуло?»
Прыснуло море в полуночи,
Идут смерчи тучами.
Игорю-князю Бог путь указывает
Из земли Половецкой
В землю Русскую,
К отчему золотому столу.
В подстрочном переводе Дмитрия Лихачёва (из «Слова о Полку Игореве»)
Святославовы насады что это
ЕГЭ Литература 2022 | Курсы | ЛОГОС запись закреплена
Плач Ярославны
Перевод Д. Лихачева
На Дунае Ярославнин голос слышится,
Кукушкою безвестной рано кукует:
«Полечу, — говорит, — кукушкою по Дунаю,
Омочу шелковый рукав в Каяле-реке,
Утру князю кровавые его раны
На могучем его теле».
Ярославна рано плачет
В Путивле на забрале, приговаривая:
«О ветер, ветрило!
Зачем, господин, веешь ты навстречу?
Зачем мчишь хиновские стрелочки
На своих лёгких крыльицах
На воинов моего милого?
Разве мало тебе было под облаками веять,
Лелея корабли на синем море?
Зачем, господин, моё веселье
По ковылю ты развеял?»
Ярославна рано плачет
В Путивле-городе на забрале, приговаривая:
«О Днепр Словутич!
Ты пробил каменные горы
Сквозь землю Половецкую.
Ты лелеял на себе Святославовы насады
До стана Кобякова.
Прилелей же, господин, моего милого ко мне,
Чтобы не слала я к нему слёз на море рано».
Ярославна рано плачет
В Путивле на забрале, приговаривая:
«Светлое и трижды светлое солнце!
Всем ты тепло и прекрасно:
Зачем, владыко, простёрло ты горячие свои лучи
На воинов моего лады?
В поле безводном жаждою им луки скрутило,
Горем им колчаны заткнуло?»
Прыснуло море в полуночи,
Идут смерчи тучами.
Игорю-князю Бог путь указывает
Из земли Половецкой
В землю Русскую,
К отчему золотому столу.
Коротко о переводчиках Слова о полку Игореве
Язык Слова специфический, и стилизацию делать под него сложно, фактически невозможно. Это на самом деле талантливые люди, кто справятся.
Злата Рапова считала автором Слова самого князя Игоря, мы с мамой, когда я писала в школе сочинение на тему «Кто был автором Слова?» предположили, что это простой человек, из дружины князя, который написал поэму о своём господине. По типу как седые историки рассказывали о походах Александра Македонского, что демонстрировали создатели фильма 2004 года Александр с Колином Фареллом в главной роли.
Но существует несколько переложений Слова, созданных разными поэтами, и переводчиками, и, думаю, что это не предел.
Начать коротко рассказывать о них, и об особенностях перевода, мне хотелось бы с биографии Николая Заболоцкого.
1. Николай Заболоцкий (1903-1958). В школе я считала себя некрасивой, продолжаю так думать и сейчас, и в какой-то момент, в классе седьмом, еще до знакомства со Словом, стихотворение Заболоцкого «Некрасивая девочка» стало для меня неким душевным гимном, пока я не обрыдалась над девочкой, и его не забросила.
Мнение о переводе Заболоцкого Бухалова: «Заболоцкий считает, что автор «Слова» унаследовал от Бояна его стилист. манеру — петь торжественно, величественно, а также «технику его высокого ремесла» (с. 272), но тема у автора «Слова» была иная. Принципиальное значение имеет утверждение З. о том, что по характеру поэтич. тв-ва автора «Слова» и Бояна нельзя противопоставлять, т. к. оба они были, по его мнению, поэтами, певцами, музыкантами и, возможно, композиторами своих произведений (с. 272 и сл.); автор «Слова» творил синкретически. К такому заключению Заболоцкий пришел в результате анализа поэтич. строя и ритмич. структуры «Слова» в сопоставлении с былинным эпосом Древней Руси. Вообще Заболоцкий считал, что и «Слово о полку Игореве» и рус. былины «родились в одной купели древнерусского эпического песнотворчества», причем «Слово», вероятно, долгое время только пелось и лишь впоследствии было «пословесно» записано в память потомству» (с. 280). По этой причине «Слово» имеет ряд признаков общих с былинами: «и там и тут стихи образуются с помощью музыки. И „Слово“ и былины — произведения музыкально-вокальные, а не литературные» (с. 281). Но в отличие от некоторых исследователей XIX в. и А. И. Никифорова (см. его докт. дис. «„Слово о полку Игореве“ — былина XII века», 1941) З. не склонен был относить «Слово» к былинам ввиду особенностей его содержания и формы».
Пример перевода Заболоцкого:
И взыграло море. Сквозь туман
Вихрь промчался к северу родному —
Сам господь из половецких стран
Князю путь указывает к дому.
Уж погасли зори. Игорь спит —
Дремлет Игорь, но не засыпает.
Игорь к Дону мыслями летит,
До Донца дорогу измеряет.
Вот уж полночь. Конь давно готов.
Кто свистит в тумане за рекою?
То Овлур. Его условный зов
Слышит князь, укрытый темнотою:
«Выходи, князь Игорь!» И едва
Смолк Овлур, как от ночного гула
Вздрогнула земля,
Зашумела трава,
Буйным ветром вежи всколыхнуло.
В горностая-белку обратясь,
К тростникам помчался Игорь-князь
И поплыл, как гоголь, по волне,
Полетел, как ветер, на коне.
Конь упал, и князь с коня долой,
Серым волком скачет он домой.
Словно сокол, вьется в облака,
Увидав Донец издалека.
Плач Ярославны (переложение Николая Заболоцкого):
Над широким берегом Дуная,
Над великой Галицкой землей
Плачет, из Путивля долетая,
Голос Ярославны молодой:
«Обернусь я, бедная, кукушкой,
По Дунаю-речке полечу
И рукав с бобровою опушкой,
Наклонясь, в Каяле омочу.
Улетят, развеются туманы,
Приоткроет очи Игорь-князь,
И утру кровавые я раны,
Над могучим телом наклонясь».
Далеко в Путивле, на забрале,
Лишь заря займется поутру,
Ярославна, полная печали,
Как кукушка, кличет на юру:
«Что ты, Ветер, злобно повеваешь,
Что клубишь туманы у реки,
Стрелы половецкие вздымаешь,
Мечешь их на русские полки?
Чем тебе не любо на просторе
Высоко под облаком летать,
Корабли лелеять в синем море,
За кормою волны колыхать?
Ты же, стрелы вражеские сея,
Только смертью веешь с высоты.
Ах, зачем, зачем мое веселье
В ковылях навек развеял ты?»
На заре в Путивле причитая,
Как кукушка раннею весной,
Ярославна кличет молодая,
На стене рыдая городской:
«Днепр мой славный! Каменные горы
В землях половецких ты пробил,
Святослава в дальние просторы
До полков Кобяковых носил.
Возлелей же князя, господине,
Сохрани на дальней стороне,
Чтоб забыла слезы я отныне,
Чтобы жив вернулся он ко мне!»
Далеко в Путивле, на забрале,
Лишь заря займется поутру,
Ярославна, полная печали,
Как кукушка, кличет на юру:
«Солнце трижды светлое! С тобою
Каждому приветно и тепло.
Что ж ты войско князя удалое
Жаркими лучами обожгло?
И зачем в пустыне ты безводной
Под ударом грозных половчан
Жаждою стянуло лук походный,
Горем переполнило колчан?»
Николай Заболоцкий видел по-своему ритмику и стиль Слова.
Вот, что пишет Бухалов по этому поводу: «Заболоцкий сформулировал вывод, весьма существенный для понимания строя памятника, согласно которому в древности при исполнении поэтич. произведения главную роль играла не метрика стиха (песни), а музыкально-вокальные компоненты. «Решающим фактором в деле организации ритма для певца [„Слова“] был напев, мелодия, музыка. И короткий и длинный стих у него свободно укладывались в определенные отрезки мелодии благодаря тому, что основная тактовая доля ее способна дробиться и, таким образом, обслуживать многосложную нагрузку словесного материала.
Мелодия выравнивала строки во времени — она выполняла ту функцию, которую в современной поэзии выполняет стихотворный размер».
Заболоцкий: «для современного переводчика „Слова“, если он ставит перед собой задачу ритмически организовать свой перевод, имеется лишь один путь: разбить текст на стихи произвольно и ритмически организовать текст изнутри, т. е. принять для перевода правильный тонический или силлабо-тонический стих. Этим самым он введет в ткань стиха отсутствующую ныне сопроводительную музыку и приблизит древнюю поэзию к нашему современному ее пониманию».
Источники:
1. Н.А. Заболоцкий. Слово о полку Игореве
2. Н.А. Заболоцкий. Мемуары.
3. Бухалов. Заболоцкий как переводчик Слова о полку Игореве.
4. Лихачев Д. С. Послесловие. — ВЛ, 1969, № 1, с. 168—176
5. Савинков Б.В. Произведения.
6. Работа Н. Заболоцкого над переводом “Слова о полку Игореве”: Из писем Н. Заболоцкого к Н. Л. Степанову и Д. С. Лихачеву // Вопросы литературы. — 1969. — № 1. — С. 164–176.
Текст арии Ярославны, жены Игоря (автор слов Бородин):
Ах! Плачу я, горько плачу я, слёзы лью
Да к милому на море шлю рано по утрам.
Я кукушкой перелётной полечу к реке Дунаю,
Окуну в реку Каялу мой рукав бобровый.
Я омою князю раны на его кровавом теле.
Ох! Ты, ветер, ветер буйный, что ты в поле веешь?
Стрелы вражьи ты навеял на дружины князя.
Что не веял, ветер буйный, вверх под облака,
В море синем корабли лелея?
Ах, зачем ты, ветер буйный, в поле долго веял?
По ковыль-траве рассеял ты моё веселье?
Ах! Плачу я, горько плачу я, слёзы лью
Да к милому на море шлю рано по утрам.
Гой, ты, Днепр мой, Днепр широкий,
Через каменные горы
в половецкий край дорогу
Ты пробил,
Там насады Святослава до кобякова полку
Ты лелеял, мой широкий славный Днепр,
Днепр, родной наш Днепр!
Вороти ко мне милого,
Чтоб не лить мне горьких слёз,
Да к милому на море не слать рано по утрам.
Ох, ты, солнце, солнце красно,
В небе ясном ярко светишь ты,
Всех ты греешь, всех лелеешь,
Всем ты любо, солнце;
Ох, красно солнце!
Что же ты дружину князя зноем жгучим обожгло?
Ах! Что ж в безводном поле жаждой
Ты стрелкам луки стянуло,
И колчаны им истомой горем запекло?
Зачем?
Текст знаменитой арии князя Игоря (автор слов Бородин):
Ария Игоря из оперы «Князь Игорь»
Ни сна, ни отдыха измученной душе,
Мне ночь не шлёт надежды на спасенье,
Всё прошлое я вновь переживаю
Один в тиши ночей.
И божья знаменья, угрозу
И бранной славы пир весёлый.
Мою победу над врагом
И бранной славы горестный конец,
Погром и рану, и мой плен,
И гибель всех моих полков,
Честно за Родину головы сложивших.
О, дайте, дайте мне свободу,
Я мой позор сумею искупить.
Спасу я честь свою и славу,
Я Русь от недругов спасу.
Ты одна голубка-лада,
Ты одна винить не станешь,
Сердцем чутким всё поймешь ты,
Всё ты мне простишь.
В терему своём высоком
Вдаль глаза ты проглядела,
Друга ждёшь ты дни и ночи,
Горько слёзы льёшь.
Ужели день за днём
Влачить в плену бесплодно
И знать, что враг терзает Русь.
Враг, что лютый барс,
Стонет Русь в когтях могучих
И в том винит она меня.
О, дайте, дайте мне свободу,
Я мой позор сумею искупить.
Я Русь от недругов спасу.
Ни сна ни отдыха измученной душе,
Мне ночь не шлёт надежды на спасенье.
Всё прошлое я вновь переживаю,
Один в тиши ночей и нет исхода мне.
Ох, тяжко, тяжко мне, тяжко
Сознанье бессилья моего.
3. Дмитрий Сергеевич Лихачёв (1906-1999).
«В 1968 году избран членом-корреспондентом Австрийской академии наук»; у него много наград и наук перед мировым сообществом.
Коротко про изучение легендарного «Слова» Д.С. Лихачевым.
Видевший рукопись главный историк Александра I Н.М. Карамзин датировал её XV веком. Лихачёв Д.С. в этой статье сомневается в том, что «Слово» это памятник XV века, и считает Слово о полку Игореве примером фальсификации документов века XIX. Цитирую Д.С. Лихачёва:
«Число примеров непонимания «Слова» можно было бы значительно увеличить, но и приведенных достаточно, чтобы отчетливо представить себе, как многое в «Слове», что кажется нам теперь совершенно ясным, было не понято в конце XVIII в.
Отсюда видно, что среди первых переводчиков, комментаторов и издателей «Слова» не могло быть предполагаемого фальсификатора «Слова»».
Вот, что об этом пишет сам учёный: «Считать, что фальсификатор намеренно неправильно передавал текст, переводил и комментировал в расчете, что когда-либо текст будет понят правильно и это послужит доказательством его подлинности, совершенно невозможно».
На Дунае Ярославнин голос слышится,
Кукушкою безвестной рано кукует:
«Полечу, — говорит, — кукушкою по Дунаю,
Омочу шелковый рукав в Каяле-реке,
Утру князю кровавые его раны
На могучем его теле».
Ярославна рано плачет
В Путивле на забрале, приговаривая:
«О ветер, ветрило!
Зачем, господин, веешь ты навстречу?
Зачем мчишь хиновские стрелочки
На своих лёгких крыльицах
На воинов моего милого?
Разве мало тебе было под облаками веять,
Лелея корабли на синем море?
Зачем, господин, моё веселье
По ковылю ты развеял?»
Ярославна рано плачет
В Путивле-городе на забрале, приговаривая:
«О Днепр Словутич!
Ты пробил каменные горы
Сквозь землю Половецкую.
Ты лелеял на себе Святославовы насады
До стана Кобякова.
Прилелей же, господин, моего милого ко мне,
Чтобы не слала я к нему слёз на море рано».
Ярославна рано плачет
В Путивле на забрале, приговаривая:
«Светлое и трижды светлое солнце!
Всем ты тепло и прекрасно:
Зачем, владыко, простёрло ты горячие свои лучи
На воинов моего лады?
В поле безводном жаждою им луки скрутило,
Горем им колчаны заткнуло?»
Прыснуло море в полуночи,
Идут смерчи тучами.
Игорю-князю Бог путь указывает
Из земли Половецкой
В землю Русскую,
К отчему золотому столу.
Новое в блогах
Приложения пользователя
Древнерусский текст:
на жестоцемъ его теле».
Ярославна рано плачетъ
въ Путивле на забрале, аркучи:
«О ветре, ветрило!
Чему, господине, насильно вееши?
Чему мычеши хиновьскыя стрелкы
на своею нетрудною крилцю
Мало ли ти бяшетъ горе подъ облакы веяти,
лелеючи корабли на сине море?
Чему, господине, мое веселие
по ковылию развея?»
Ярославна рано плачеть
Путивлю городу на забороле, аркучи:
«О Днепре Словутицю!
Ты пробилъ еси каменныя горы
сквозе землю Половецкую.
Ты лелеял еси на себе Святославли носады
Възлелей, господине, мою ладу къ мне,
а быхъ не слала къ нему слезъ
на море рано».
Ярославна рано плачетъ
въ Путивле на забрале, аркучи:
«Светлое и тресветлое сълнце!
Всемъ тепло и красно еси:
чему, господине, простре горячюю свою лучю
Въ поле безводне жаждею имь лучи съпряже,
тугою имъ тули затче?»
На современном русском (мой)
На Дунае Ярославнин голос слышен,-
вдалеке кукушкой стонет ранней тишью:
«Полечу,- кукует,- я Дунаем в дали,
там рукав шелковый омочу в Каяле,
утру князю кровь, омою злые раны
на его болящем теле после брани.»
Голосит в Путивле Ярославна
на забрале в сизой дымке ранней:
«0 ветрило, ветер легкокрылый!
Почему ты веешь всею силой?
Почему мчишь хиновские стрелы
на ратаев моей Лады смелых?
Мало ль тебе в горах тучи веять,
в синем море корабли лелеять?
Для чего, могучий, тебе надо
в ковылях губить мою отраду?
В городе Путивле брезжут дали,
плачет Ярославна на забрале:
«0 Славутич-Днепр, река, как море!
Ты пробился к половцам сквозь горы,
нёс, лелеючи, насады Святослава
потоптать Кобяка полчище на славу.
Мою Ладу возлелей ко мне, смой горе,
слать с зарёй ему не буду слёзы к морю.»
Плачется, кручинясь, Ярославна
на стене Путивля утром рано:
» Солнце светлое, пресветлое светило!
Всем тепло ты красное дарило.
Ныне что лишь половцев ласкало,
а на ратных Лады жар лучей пускало?
им в безводном поле жаждой луки гнуло,
им колчаны к горю зноем затянуло?»
На малорусском Т. Шевченко:
І квилить, плаче Ярославна
В Путивлі рано на валу:
«Вітрило-вітре мій єдиний,
Легкий, крилатий господине!
Нащо на дужому крилі
На вої любії мої,
На князя, ладо моє миле,
Ти ханові метаєш стріли?
Не мало неба, і землі,
І моря синього. На морі
Гойдай насади-кораблі.
А ти, прелютий. Горе! Горе!
Моє веселіє украв,
В степу на тирсі розібгав».
Сумує, квилить, плаче рано
В Путивлі-граді Ярославна.
І каже: «Дужий і старий,
Широкий Дніпре, не малий!
Пробив єси високі скали,
Текучи в землю половчана,
Носив єси на байдаках
На половчан, на Кобяка
Дружину тую Святославлю.
О мій Словутицю преславний!
Моє ти ладо принеси,
Щоб я постіль весела-слала,
У море сліз не посилала,—
Сльозами моря не долить».
І плаче, плаче Ярославна
В Путивлі на валу на брамі,
Святеє сонечко зійшло.
І каже: «Сонце пресвятеє
На землю радість принесло
І людям, і землі, моєї
Туги-нудьги не розвело.
Святий, огненний господине!
Спалив єси луги, степи,
Спалив і князя, і дружину,
Спали мене на самоті!
Або не грій і не світи.
Загинув ладо. Я загину!»