почему все так жалеют детей

Жалость и сочувствие к ребёнку. Нужно ли жалеть детей и сочувствовать им?

Жалок тот человек, которого жалко. Т.е., если нам жалко ребёнка, значит, он жалок для нас. Согласитесь, мы не хотим иметь ввиду это выражение, когда жалеем своего ребёнка. Но он воспринимает это именно так. Раз мама папа его жалеют, значит, он начинает жалеть сам себя и принимает это чувство родителей.

Почему родители жалеют ребёнка?

Особенно чувство жалости развито у женщин. И это вполне логично, ведь девочек часто балуют и жалеют родители. Чаще, чем мальчиков. И вырастая, он уже сами начинают генерировать в себе эти качества и проецировать их на своего ребёнка. Получается замкнутый круг, который просто необходимо разорвать.

Когда у ребёнка случается какая-либо неприятность, мы считаем необходимым его пожалеть, и, тем самым, даём ему почувствовать, какой он слабый и ранимый. Казалось бы, ведь он ещё маленький, как он справится с этим. Мы считаем, что своей жалостью мы выполняем свой родительский долг. От этого наша жалость и стремление оградить малыша от неприятностей, а если они, всё-таки, произошли с ним, то окружить вниманием, лаской, и жалеть, жалеть, жалеть…

Почему не нужно жалеть своих детей

Рассмотрим такой пример. Семилетняя Таня очень тяжело болела, перенесла операцию и находилась на лечении в больнице. Врачи и медсёстры настраивали её на выздоровление, разговаривали с ней, убеждали её, что она молодец, она девочка сильная, и у неё отлично получается справляться с болезнью. Девочка медленно, но верно поправлялась, её состояние улучшалось. Таня уже начала вставать с кровати, выполнять какие-либо действия. Вскоре стала выходить гулять на улицу.

Наконец, настал день, когда девочку выписали из больницы и отправили долечиваться домой. Дома её уже ждала взволнованная мама, обеспокоенная состоянием Тани. Она, уверенная, что девочка очень слаба и ничего не может, и окружила такой гиперопекой ребёнка, что дежурила у её кровати, всё делала за неё, выполняла любые её просьбы. Женщина считала, что её роль, как матери в семье, обеспечить дочь вниманием и всем необходимым.

Девочка вскоре почувствовала, что «быть беспомощной» не так уж и плохо. Мама её жалеет, мама всё для неё делает. И девочка быстро к этому привыкла и становилась всё требовательнее к себе. Мама сильно уставала, это видел и её муж, глава семьи. По этому поводу у него с матерью случались семейные конфликты. Мужчина не разделал подобной жалости, которую мама выказывала Тане.

Девочка постоянно лежала, ничего не делала, постоянно что-то требовала от матери и сильно её измотала. В один день между ними произошла семейная ссора. Тогда Таня заплакала и сказала матери: «Я так сильно болею, мне даже шевелиться тяжело, а ты не хочешь ничего для меня делать». Через день мама раскаялась в своём поведении и несдержанности.

Вскоре состояние Тани, из-за малоактивного образа жизни и пессимистичного настроя начало ухудшаться. Врачи, обследовав её, заявили, что ей необходимо стационарное лечение. И лечение она будет проходить без присутствия матери. Естественно, мама попыталась воспротивится, но ситуацию спас отец Тани, который настоял на госпитализации дочери.

В больнице врачи вновь начали «поднимать на ноги» Таню. В этой семье мужчина должным образом исполнил роль отца в воспитании ребёнка. Хотя это надо было сделать ещё раньше. Тогда бы не пришлось повторно госпитализировать дочь.

Жалеть или сочувствовать ребёнку?

Рекомендуем также посмотреть статьи:

Источник

Безжалостные родители или как правильно жалеть ребенка

Малыш упал, а мама, вме­сто того, чтобы пожа­леть его, при­кри­ки­вает: “Смотри, куда идешь!” или “Сам вино­ват, я же тебе гово­рила: не лезь на горку!” Зна­ко­мая кар­тина? Почему-то нам бывает так сложно заста­вить себя пожа­леть, обнять и при­го­лу­бить кроху, когда ему плохо или больно, когда жалость неуместна, а когда — нужна и полезна? Не жалею, не зову, не плачу.

Пожа­леть спо­ткнув­ше­гося ребенка – есте­ственно. Но почему тогда пер­вой реак­цией мамы часто ста­но­вится рез­кий окрик или нра­во­уче­ния? При­чин тому несколько.

Мы по-дру­гому не умеем.

Мы часто копи­руем стиль обще­ния с детьми, кото­рый усво­или на при­мере соб­ствен­ных роди­те­лей. Если мама в дет­стве в слу­чае синя­ков и сса­дин выда­вала вам допол­ни­тель­ные опле­ухи или нра­во­уче­ния, высока веро­ят­ность повто­ре­ния «сце­на­рия» и в вашем роди­тель­ском опыте. Но сва­ли­вать все на мам и пап, объ­яв­ляя их при­чи­ной всех наших бед, – некон­струк­тивно и бес­смыс­ленно. Для взрос­лых само­сто­я­тель­ных людей такое пове­де­ние – при­знак инфан­ти­лизма. К тому же есть и иные корни нашей «жесто­ко­сти».

Нам страшно за ребенка.

При­чины, меша­ю­щие нам обнять и при­го­лу­бить чадо, когда ему плохо, кро­ются в наших стра­хах. И пер­вый – страх за ребенка. Пер­вая мысль после того, как малыш упал, – насколько он постра­дал и каковы будут послед­ствия? Эта паника выра­жа­ется эмо­ци­о­нально и момен­тально: страх матери порож­дает агрес­сию – а стра­дает малыш. При­чем не столько от полу­чен­ной цара­пины, сколько от гнева самого близ­кого человека.

Мы боимся осуждения.

Наши дети – инди­ка­торы нашей роди­тель­ской состо­я­тель­но­сти. Если чадо умыто, опрятно одето и весело выша­ги­вает по пло­щадке, наше роди­тель­ское «эго» бодро и радостно мар­ши­рует рядом с ним. Но тут вдруг малыш падает! Нару­ша­ется гар­мо­ния мира нашего внут­рен­него цен­зора. Под­со­зна­тельно мы чув­ствуем себя вино­ва­тыми, корим себя за недо­смотр, роди­тель­ская само­оценка падает. Эмо­ции, не справ­ля­ясь с нега­ти­вом, выли­ва­ются в гнев­ные окрики, шлепки и кри­тику в адрес ребенка.

Мы чув­ствуем себя виноватыми.

А это – очень непри­ят­ное чув­ство. Конечно, по боль­шому счету в том, что малыш упал, про­лил чай или поре­зал палец, ско­рее всего, вообще никто не вино­ват. Вся­кое бывает. Чашки падают, сту­пеньки сколь­зят, ножи не вовремя под­во­ра­чи­ва­ются под нелов­кую и неуме­лую руку. Но уста­но­вить эту про­стую логи­че­скую цепочку в момент про­ис­ше­ствия трудно. Эмо­ции берут верх, и вот уже мама вме­сто сочув­ствия кри­чит или отчи­ты­вает ребенка, чтобы мгно­венно изба­виться от гне­ту­щего чув­ства вины.

Мы хотим вос­пи­тать стойкость.

Агрес­сив­ная реак­ция со сто­роны роди­те­лей бывает и созна­тель­ной. Таким спо­со­бом неко­то­рые мамы и папы пыта­ются под­го­то­вить чадо к жизни в реаль­ном мире: зака­лить, научить быть силь­ным. «Этот мир не все­гда будет к тебе добр, не все­гда най­дутся те, кто пожа­леют. При­вы­кай!» – как бы кон­ста­ти­руют роди­тели. Наме­ре­ния их при этом самые доб­рые: они не желают чаду зла, про­сто хотят при­учить его к мысли, что надо уметь справ­ляться со сво­ими эмо­ци­ями и слож­ными ситу­а­ци­ями самому и не быть ныти­ком. Раци­о­наль­ное зерно в этом, конечно же, есть. Однако, реа­ги­руя кри­ком на паде­ние малыша, достичь обо­зна­чен­ной цели весьма сложно. А вот взрас­тить в крохе кучу ком­плек­сов – легко и про­сто. Поэтому все-таки реко­мен­ду­ется научиться жалеть сво­его ребенка, когда ему плохо. Вопрос только в том, как это делать правильно.

ОПАСНЫЕ «ПЕРЕГИБЫ»

Жалея, важно избе­гать и про­ти­во­по­лож­ной край­но­сти. Если после паде­ния с каче­лей не посме­яться над лег­ким испу­гом, кото­рым, к сча­стью, отде­лался кроха, а навсе­гда вычерк­нуть качели из списка дет­ских раз­вле­че­ний – вреда будет не меньше, чем от гнев­ных окри­ков. Конечно, тем самым мама мак­си­мально огра­дит чадо от опас­но­сти. Но заодно и лишит его шанса научиться справ­ляться со стра­хами, пре­одо­ле­вать труд­но­сти, лишит одной из чудес­ных дет­ских радо­стей – ощу­ще­ния полета. Сопе­ре­жи­вая и ставя себя на место ребенка, надо тоже знать меру. Вспо­ми­ная, как в дет­стве вам не нра­ви­лось наво­дить поря­док в игруш­ках, вы сами еже­дневно рас­сор­ти­ро­вы­ва­ете в дет­ской кон­струк­торы и фло­ма­стеры? Есть все шансы вырас­тить неса­мо­сто­я­тель­ного, непри­спо­соб­лен­ного и не уме­ю­щего сле­дить за собой и сво­ими вещами взрос­лого. Спа­сибо за это он вам точно не ска­жет! Лучше вспом­нить пого­ворку про то, что голод­ному лучше пред­ло­жить не рыбу, а удочку – и при­ду­мать для ребенка какой-то новый, увле­ка­тель­ный спо­соб рас­кла­ды­ва­ния кон­струк­то­ров и маши­нок в коробки. При таком под­ходе малыш не будет жалеть сил на наве­де­ние порядка. А маме оста­нется только радо­ваться за люби­мое чадо, не даю­щее ей пово­дов для жалости.

КАК ПРАВИЛЬНО ЖАЛЕТЬ РЕБЕНКА

Все дети раз­ные, но всем оди­на­ково необ­хо­димо знать, что их любят. И сочув­ствие, сопе­ре­жи­ва­ние, под­держка со сто­роны роди­те­лей в труд­ный момент – один из спо­со­бов про­де­мон­стри­ро­вать любовь.

• Если вашему ребенку плохо, больно, грустно – поста­рай­тесь его успо­ко­ить и при­обод­рить. Обни­мите, поце­луйте, при­жмите к себе. И пере­клю­чите вни­ма­ние на что-то еще.

• Можете чем-то объ­ек­тивно помочь и облег­чить состо­я­ние? Сде­лайте это! Наклейте пла­стырь, подуйте на ранку, поце­луйте ушиб­лен­ный паль­чик. Но делайте это спо­койно, нена­вяз­чиво и без причитаний.

• Пред­ставьте себя на месте малыша. Вы поре­зали палец или спо­ткну­лись о бор­дюр. Вам захо­чется, чтобы к вам немед­ленно бро­са­лись с уте­ше­нием или, наобо­рот, обви­не­ни­ями? Вряд ли. Ребенку, как и взрос­лому, нужно неко­то­рое время, чтобы прийти в себя и спра­виться с эмо­ци­ями, осо­знать соб­ствен­ные ощу­ще­ния. Потреб­ность в сочув­ствии появ­ля­ется чуть позже.

• Прежде чем бро­саться к крохе с обви­не­ни­ями или, наобо­рот, уте­ше­нием – выждите немного, про­сле­див краем глаза за его реак­цией. Воз­можно, ребе­нок уже и сам в состо­я­нии спра­виться со сво­ими эмо­ци­ями без вашей помощи. Это важ­ный этап в фор­ми­ро­ва­нии его лич­но­сти – уме­ние справ­ляться с труд­но­стями, пре­одо­ле­вать пре­пят­ствия, про­жи­вать соб­ствен­ные нега­тив­ные эмо­ции и выхо­дить из них не раз при­го­дится ему в будущем.

• Поста­рай­тесь не кон­цен­три­ро­ваться на ситу­а­ции, если, конечно, не слу­чи­лось ничего серьез­ного. Избе­гайте оха­нья и аха­нья и не впа­дайте в исте­рику сами. Дети очень четко счи­ты­вают роди­тель­ский настрой, и если вы сами пуга­е­тесь каж­дого ушиба, то и ваш ребе­нок будет всего бояться, а это создаст ему серьез­ные пре­грады на пути к нор­маль­ному раз­ви­тию. Все-таки синяки и зама­зан­ные коленки – неотъ­ем­ле­мый атри­бут нор­маль­ного дет­ства, и нужно отно­ситься к ним спокойнее.

• Отло­жите обсуж­де­ние того, почему так про­изо­шло, на пару минут, пока ребе­нок успо­ко­ится. Из фразы: «Я тебя пре­ду­пре­ждала, сту­пеньки скольз­кие» рас­стро­ен­ный ребе­нок ско­рее сде­лает вывод «я сам вино­ват», чем «в сле­ду­ю­щий раз нужно про­ве­рить сту­пеньки и быть осто­рож­нее». То есть урок усвоен не будет, зато ком­плекс вины полу­чит бла­го­дат­ную почву для роста. Про­ана­ли­зи­ро­вать ситу­а­цию можно позже, лучше даже на чужом при­мере: «Маша одна­жды залезла на скольз­кую сту­пеньку и упала!» Тут малыш, веро­ят­нее всего, и сам при­пом­нит: «Точно как я сего­дня». В спо­кой­ном состо­я­нии он сде­лает пра­виль­ные выводы.

Источник

Нужно ли жалеть ребенка

Довольно часто можно наблюдать картину, когда малыш засмотрелся на что-то интересное, потерял контроль над движением, запнулся и упал. Тут же следует окрик мамы: «Смотри, куда идешь!» И хорошо еще, если это падение на пол в магазине или сухой асфальт. А если в грязь? Тут уж родители дают волю своим чувствам, разражаясь эмоциональными нотациями в адрес своего отпрыска. Правильно ли они поступают?

Сам виноват!

Своей вины в частых падениях и ушибах ребенка большинство родителей не чувствует. Вот кроха ползет по ступенькам из труб на горку: первая… вторая… Трубы в изморози, но ребенок не понимает опасности. На третьей ступеньке юный скалолаз оступается и падает. Вместо того, чтобы пожалеть сынишку, мама пускает в ход нравоучения, повысив голос: «Сам виноват! Говорила тебе: не лезь на горку! Так нет! Все равно полез».

Менторский тон родительницы в данной ситуации вряд ли пойдет ее наследнику на пользу. Он ждет от мамы утешения, жалости, милосердия, а вместо этого слышит раздражительные упреки. Если это повторяется изо дня в день, у ребенка легко формируется чувство вины (я плохой, я виноват). Почему же взрослым бывает так трудно, когда малышу горько, обидно и больно, заставить себя его пожалеть, обнять, приголубить?

Как правильно жалеть ребенка

Дети все разные, но любой из них нуждается в любви, сочувствии и поддержке. Сопереживание со стороны родителей в трудные моменты – один из способов наглядно показать малышу свою любовь. Когда ему грустно, больно, плохо, кому как не маме или папе прижать его к себе, обнять и поцеловать. Тактильный контакт в таких случаях очень важен и нужен маленькому человечку.

Если можно облегчить состояние ребенка и объективно ему помочь, почему бы это не сделать? Умудренные опытом родители, как только кроха стукнулся или упал, получив ушиб, сразу же стараются переключить его внимание на что-то другое («Смотри, какая птичка летит», «А вон машина-то какая большая едет. Ух, ты! Вот это грузови-и-ик»).

Помочь малышу справиться с негативными эмоциями можно и другими способами. Если царапина – помазать йодом или зеленкой, налепить кусочек пластыря. Любое такое действие ребенок воспринимает как помощь. Он всецело доверяет взрослым, поэтому твердо уверен: помажет мама чем-то пальчик, и он заживет.

В данной ситуации имеет место и эффект плацебо, поэтому даже такие чисто символические действия, как поцеловать ушибленный пальчик или подуть на ранку действуют ничуть не хуже пластыря или зеленки. Вспомните знаменитое бабушкино: «У кошки боли, у собаки боли, а у Сашеньки заживи».

Не форсируйте ситуацию

Есть родители, которые бросаются к своему чаду в первую же секунду, начинают охать, ахать, причитать. Вот в такие крайности точно не стоит кидаться, как и выступать с обвинениями в адрес упавшего или получившего ушиб малыша. Лучше поставьте себя на его место и задайтесь вопросом, какой реакции вы ждете от родителей, если споткнулись о бордюр или порезали палец? Уж точно не упреков и ругани.

Для ребенка, как и для взрослого, ситуации с падениями, ушибами, столкновениями с различными предметами являются стрессовыми. В такие моменты некоторое время он занят исключительно собой. Он пытается осознать, что с ним произошло, соразмерить степень боли с этим событием, окунуться в собственные ощущения.

Сейчас у него потребности в сочувствии нет, она появится чуть позже. Поэтому не спешите, сломя голову, бросаться с утешениями. Вот ваша кроха упала, поднялась, а вы сделайте паузу, наблюдая за реакцией маленького человечка краем глаза. Вполне вероятно, что малыш и без вашей помощи сумеет справиться со своими эмоциями. Для формирования личности такие навыки очень важны.

Ребенок сам, без посторонних должен научиться проживать собственные негативные эмоции, преодолевать препятствия, справляться с трудностями. Умение выходить из нестандартных ситуаций очень пригодится ему в будущей жизни. А родители должны научиться определять, когда дети нуждаются в их помощи, а когда им по силам справиться самим.

«Разбор полетов»

Не зацикливайтесь на ситуации. Если ребенок запнулся и упал, страшного ничего не произошло, поэтому и оханья-аханья тут не нужны. Маленькие ребятишки еще мало чего умеют делать самостоятельно, зато родительский настрой считывают очень четко. Неудивительно, что если мнительная мамочка пугается каждого ушиба, то и ее чадо тоже всего будет бояться.

А это, в свою очередь, создаст серьезные преграды на пути к нормальному развитию. Процесс формирования личности будет идти с отклонениями, неполноценно. Поэтому как можно спокойнее относитесь к замазанным коленкам и синякам – это неотъемлемый атрибут нормального детства. Вспомните себя, наконец.

А вот «разбор полетов» крайне необходим, но начинать его нужно только после того, как ребенок полностью успокоится. Разбирать ситуацию лучше на чужом примере. Если ваш малыш запнулся за поребрик и упал, расскажите ему такую историю: «Одна девочка постоянно забывала смотреть себе под ноги во время ходьбы. Однажды она засмотрелась на проезжающую мимо машину, не заметила препятствие, запнулась и упала». Ребенок, вероятнее всего, скажет: «Как я сейчас».

Вот тут самое время рассказать о правилах поведения на прогулке, на чем нужно заострять внимание, чтобы избежать падений. Во время спокойной беседы детям легче сделать правильные выводы. Полученные знания нужно закреплять на практике, тогда и падений станет меньше. Обязательно хвалите малыша, если он вовремя заметил препятствие и обошел его.

На сайте работает система проверки ошибок. Обнаружив неточность в тексте, выделите ее и нажмите Ctrl + Enter.

Источник

Мне говорили: «А что ты хотела? Дети — это тяжело». Как женщины переживают послеродовую депрессию — и чем им можно помочь

История Оксаны Болотовой, 37 лет

— Ребенок у меня выстраданный и желанный. Он — результат ЭКО и моей многолетней борьбы с так называемыми «женскими» болячками, в том числе с приставкой «онко».
Когда я забеременела, у меня будто гора с плеч свалилась — ну наконец-то. Мне очень нравилось ходить беременной: у меня была масса энергии и масса лишних килограммов, но все это было прикольно. Как только я родила, я получила все, что обрушивается практически на любую маму: гору советов. Корми, не корми, пусть он спит вот так, надень ему шапку — и плевать, что на улице июль.

Мама мужа сначала осторожно спрашивала: «Ты уверена, что не будешь кормить? Ведь это же здоровье, настоящее материнство, связь ребенка с мамой». А потом трогала за грудь и говорила: «Может быть, мы все-таки тебя расцедим?»

Из личного архива Оксаны

Тогда я впервые почувствовала вину за то, что чего-то недодаю сыну. Чувство усилилось после того, как у ребенка случилась аллергия на смесь, и нам с аллергологами пришлось долго и мучительно подбирать ему питание.

Я сбежала от советчиков на дачу. Через месяц мне стало хуже: я привыкла работать, привыкла, что в моей жизни есть много всего. Я даже в роддом уехала с деловой встречи, когда у меня прямо на ней отошли воды! Оттого, что теперь моя жизнь подчинена исключительно трем вещам — подгузник, еда, сон — у меня начались мигрени. Перед глазами появлялась радужная клякса, я переставала видеть, а где-то через час приходила боль — я чувствовала, как мне в голову забивают осиновый кол. И так часов шесть, никакие лекарства не действовали.
Я вернулась в город. Мне помогали родители, муж, но легче не становилось. Самое сильное мое воспоминание: у меня приступ мигрени, я лежу и не могу пошевелиться. По лицу катятся слезы, по мне ползает четырехмесячный сын, рядом сидит муж, совершенно беспомощный. Скорая не едет — выходной. Через два часа приезжает неотложка, заходит молодая женщина-врач, оглядывается:

— Ну и чего, кто тут у нас больной?»
Я говорю, что я.
— А чего ревешь-то?

— У меня мигрень.
— Ну слушай, мигрень. Смотри, у тебя муж симпатичный, ты в такой квартире в центре живешь, вон потолки высокие, чего реветь?
Я говорю, что имею право, мне больно. А она отвечает:

— Нет, не имеешь. Посмотри, как другие живут!

И я притихла и впервые подумала: а и правда, чего это я? Она сделала мне укол и, уходя, сказала: «Ну что, поздравляю, у тебя послеродовая депрессия».

Я ей поверила. К болям добавилось и то, что к тому времени мое чувство вины уже трансформировалось в нелюбовь к сыну. Иногда я думала: господи, я была свободной, но этого никогда больше не будет. Сейчас я понимаю, что это было под влиянием гормонов, и очень люблю своего сына.

Я бесконечно думала, что плохая мать. Могла ни с того ни с сего начать плакать или орать — на ребенка, на мужа. У сына колики, он малыш совсем, он плачет, и умом я понимаю, что с этим ничего нельзя сделать, но просто ненавижу его в этот момент. Лютая ненависть к ребенку сохранялась у меня до его восьми месяцев. А потом я перестала спать, и начался ад.

Я уже вышла на работу и косячила в делах, мы практически не разговаривали с мужем, мне перестали звонить мои родители — «Зачем тебе звонить, ты все равно на нас наорешь?». Только после этого я пошла к психологу — и до сих пор не понимаю, почему не воспользовалась этим плечом поддержки раньше.
Мы два месяца вместе учили меня не придираться к себе. Не винить себя. Верить, что депрессия существует, но это нормально, и важно не отрицать, а принять ее — понять, что это отрицание напрямую связано с паттернами, в которых мы взрослели. Помните, в Советском Союзе было такое определение — «образцово-показательная семья»? Вот, это оттуда.

Психолог направила меня к психиатру, и он подобрал мне антидепрессанты. Параллельно мы работали с психотехниками. Прошло два месяца. Была зима. Я гуляла с коляской, оглянулась: а вокруг все белое-белое. И тут я впервые за десять месяцев подумала: как красиво. Заметила что-то, кроме нелюбви к себе.

Когда я начала выбираться из депрессии, я полюбила сына. Научилась с ним играть, общаться, перестала уходить с головой в работу — в то, что, как мне казалось все это время, у меня получается гораздо лучше, чем быть матерью. Это неправда. Может быть, медаль «Хорошая мать» мне не светит — но она мне и не нужна.

Из книги Ксении Красильниковой «Не просто устала. Как распознать и преодолеть послеродовую депрессию»:

Как быть с негативными комментариями

«Депрессии не существует», «Давай, справляйся», «Ты же взрослый человек», «Ты нужна своему ребенку» — все эти фразы разрушают наше зыбкое внутреннее благополучие и усиливают тяжелые ощущения. Очень важно вовремя уловить момент дискомфорта и дать собеседнику понять, что он выбрал не лучшую линию поведения.

Если вы испытываете сложности с обозначением собственных границ, проработайте эту проблему с психотерапевтом: специалист обсудит с вами сложные отношения, поможет расставить акценты, выстроить линию поведения и найти в себе силы, чтобы начать говорить о проблеме.

Помните: отвечать на негативные комментарии не обязательно, если не хочется.
Но если решитесь, вот фразы, которые могут помочь:
— «Уверена, вы этого не хотели, но ваш комментарий заставляет меня чувствовать себя еще хуже в и без того тяжелой ситуации».
— «Большое спасибо за ваш отклик. Мой доктор надеется, что при должном лечении я скоро смогу попрощаться с болезнью».
— «Я уверена в ваших добрых побуждениях и признательна за заботу. Надеюсь, скоро мне станет легче».
— «Не сомневаюсь, что вам трудно понять, что со мной происходит. Мне тоже, но я очень стараюсь».
— «Сейчас у меня в приоритете мое психическое здоровье и способы справиться с расстройством».
— «Сейчас мне особенно нужна поддержка. Я расскажу вам о послеродовой депрессии, чтобы вы могли лучше понять, что со мной».
— «Чтобы преодолеть тяжелое состояние, мне нужны время, профессиональная помощь и безусловная поддержка близких людей».

Сколько бы нам ни было лет и каким бы ни был наш жизненный опыт, мы всегда надеемся, что мама или другой близкий человек скажет нам, что мы молодцы, — и эта надежда совершенно нормальна.

Многие из нас втайне мечтают, чтобы мама или другой близкий человек оказались рядом в три часа ночи во время очередного кормления младенца и сказали: «Ты, наверное, очень устала. Но ты отлично справляешься. Я тобой горжусь. Ты прекрасная мать, ты делаешь все, что в твоих силах». Попробуйте сказать эти слова самой себе. Это трудно, но вы можете стать своим собственным источником одобрения. Ведь иногда единственный способ подтвердить, что вы все делаете правильно, — просто поверить в это.

Не сравнивайте себя с другими людьми и с собственным представлением об идеальном материнстве. Примите тот факт, что сейчас вам нелегко, и будьте к себе как можно добрее. Поверьте, что вам могут помочь. И что вы заслуживаете того, чтобы получить эту помощь.

«Мама не смогла с этим справиться: она выпрыгнула из окна»

История Елены Петренко, 34 года (личные данные изменены по просьбе героини)

— Это случилось, когда мне было четыре с половиной года, а моей младшей сестре — полтора. Моя мама выпрыгнула из окна на фоне послеродовой депрессии. Большую часть жизни я этого эпизода не помнила, хотя у мамы на ногах всегда были огромные уродливые шрамы. Она сильно хромала, но мы — я, папа и сестра — старались ее об этом не спрашивать, потому что когда мама начинала говорить про свои ноги, у нее начинал трястись подбородок. Она бледнела, впадала в оцепенение, а потом плакала.

Тема была под запретом — и это было плохо: мне казалось, будто большой кусок моей жизни накрыт чем-то черным. Все брали ответственность за маму на себя, а мне иногда казалось, что мама сломала ноги из-за меня. Я жила со смутным ощущением, что со мной что-то не так. Мне казалось, что всем в жизни рассказали что-то важное, и теперь они едут по жизни с билетами, а я — зайцем.

В детстве это проявлялось как постоянное беспокойство, тревога. В 17 лет я, отличница, не поступила с первого раза в институт; одновременно меня бросил мужчина, который был старше меня. Все это я переживала, как очень большое банкротство.

Я пыталась подружить «новую себя» с реальным миром. Получалось не очень. Последствия смутной тревоги долго пронизывали все сферы моей жизни, и мне потребовалось много времени и усилий, чтобы собрать все детали в единую ткань. Я потратила кучу денег на психологов и участие в психологических группах, пытаясь докопаться до того, что же со мной не так. И на одной из таких групп — мне тогда было уже 27 лет — вспомнила.

Маленькая я жмусь в кладовке со своей младшей сестрой. Папа входит в квартиру и несет на себе маму. Она очень, очень, очень страшно кричит. Из ее ног торчат кости, бежит кровь.

По каким-то картинкам я стала складывать этот эпизод у себя в памяти: мама только родила сестру, и после этого с ней что-то стало сильно не так. У нее была очень благополучная внешне обстановка: отдельная квартира, поддерживающие муж и мать. Благодаря папе она не уходила в декретный отпуск и сохранила социальное окружение — а 30 лет назад это было большой редкостью. Но она не получила профессиональной психиатрической помощи, которая была ей так нужна.

С ней случился психотический припадок, и она не смогла с ним справиться: имея двух маленьких дочек, моя мама выпрыгнула из окна четвертого этажа.

Мне потребовалось еще пять лет, чтобы уложить эту информацию внутри себя и справиться с новым страхом. В какой-то момент я думала так: «Твоя мать выпрыгнула из окна, значит, она сумасшедшая, больная. И ты больная».

Я пыталась поговорить о том дне с мамой. Она оцепенела, и я поняла, что это просто жестоко. Говорила с друзьями — многие намекали, что вслух о таких вещах не говорят, потому что «о тебе плохо подумают». Но я не могла не говорить. О чем бы ни заходил разговор, я так или иначе начинала рассказывать историю мамы. Она была как будто призрак, который всегда был со мной.

Потом мне удалось это все внутри себя прожить. Я передумала много всего: сначала — что она плохо со мной поступила, разрушила всю мою жизнь; потом — что она сделала все, что могла. Я разместила все свои импульсы в терапии и смирилась с тем, что у нее — и у меня — такой опыт. Сейчас я примерно того же возраста, но мне до сих пор сложно представить, какой должна быть глубина отчаяния, чтобы пойти на это. И мне кажется диким, что за 30 прошедших лет никто не поговорил со мной, не объяснил, что тогда произошло.

Сейчас я редко рассказываю эту историю, но согласилась поговорить, чтобы объяснить: послеродовая депрессия — это не про маргиналов.

Мы были очень благополучной семьей. Мама окончила МГУ, папа — кандидат наук, у них было все: любимая работа, взаимопонимание. Но это несчастье может произойти с любым, и благополучие от него не защищает.

Единственное, что помогает бороться с депрессией — это просвещение. Матери срываются, кричат, принимают неправильные решения — но про все это можно и нужно говорить. С любой травмой можно справиться.

Ни у меня, ни у моей сестры нет детей. Мне никогда их не хотелось — все силы уходили на борьбу с внутренними демонами. Но в последние два года я начала задумываться о ребенке. Я знаю, что нахожусь в зоне риска послеродовой депрессии, но сейчас — не тогда. И я — не моя мама.

«Дети кричали, и я написала смс мужу: «Я больше не могу. Хочу сдохнуть»

История Елены Керской, 35 лет

Из личного архива Елены

— Мне казалось, когда родятся близнецы, моя жизнь наполнится безусловной любовью. Мы с мужем прикидывали, куда поставим кроватки, я мечтала нюхать макушки своих мальчишек и испытывать блаженство от грудного вскармливания. Бессонные ночи тоже представляла, но думала, что счастье от самого факта рождения детей будет это перекрывать.

Мне сделали кесарево на 32 неделе беременности. Сыновья родились совсем маленькими: один весил 1500 граммов, другой — 1800. Их сразу увезли в реанимацию, меня тоже.

Детей я увидела только на следующий день — и меня сразу накрыло. Я резко осознала, что все: у меня двойня, а моя собственная жизнь закончена.

Я оказалась в замкнутом пространстве в прямом и переносном смысле: мы десять дней провели в реанимации — врачи сказали, что нам придется остаться в больнице еще на какое-то время, пока дети не научатся есть самостоятельно и не наберут нужный вес. Ко мне никого не пускали, потому что в отделении патологии лежало много детей, которые «могут подхватить инфекцию от посетителей». Мне казалось, что меня заперли в этой комнате с детьми. Каждые три часа: кормление, лекарства, памперс. Я не могу никуда отлучиться, даже выйти в магазин.

Меня стали иногда отпускать домой — это была иллюзия свободы, того, что мы с мужем снова только вдвоем, а у меня есть время прийти в себя, сделать что-то простое: принять ванну, полежать, побыть с собой, а не с детьми.

Потом я возвращалась в больницу, и морально это было очень тяжело. Я смотрела на сыновей — они были такие маленькие, хорошенькие.

Они не были виноваты в том, что меня не накрыло этой безусловной любовью, и я не кидаюсь к ним, не целую и не говорю: «Мои сыночки, как я вас долго ждала!»

Я действительно долго их ждала — пыталась забеременеть почти пять лет. Были операции, ЭКО, криопротоколы, переносы. И радость, когда узнала, что детей будет двое: мальчики, однояйцевые близнецы.
Теперь я рыдала каждый день. Мне было одновременно жалко себя, детей, стыдно за свои страдания и за то, что я ждала, что в моей жизни появится новый смысл, а у меня наоборот — все отобрали. Я чувствовала опустошенность — мой привычный мир рухнул, а нового нет. Его надо как-то строить, а я без сил, без помощи, в больнице, одна.

А еще никто в моем окружении не предупредил меня, что грудное вскармливание — это отдельный, дополнительный круг ада. Мои дети сначала ели только через зонд, потом меня стали учить кормить их из бутылочки. При этом все вокруг твердили: «Нет ничего лучше маминого молочка». Я поверила. Первые два-три дня молока было очень мало, а потом лактация стала такой сильной, что мне приходилось сцеживаться каждые три часа — днем, ночью. Через месяц я делала это уже каждый час — грудь была огромная и твердая.

Кончилось все тем, что у меня поднялась температура, меня отправили на УЗИ и поставили лактостаз, переходящий в неинфицированный мастит. Справиться с этим можно было только одним способом — сцеживать руками. Это 40 минут делали две акушерки. Мне было очень больно, я кричала и плакала.
Детей в тот же день перевели на смесь, а я впервые за месяц смогла нормально поспать.

Потом думала: зачем так навязывать грудное вскармливание — ведь оно подходит не всем, а многим матерям приносит только мучения.

Нас выписали, и на какое-то время мне показалось, что дома станет легче. Но мне было равномерно плохо, я научилась не обращать на это внимания. Меня снова стало накрывать. Я ненавидела себя, свое тело — за то, что оно не такое, как до родов. Квартиру — она такая маленькая, и раньше нас в ней было двое, а теперь четверо. Я перестала мечтать — какой смысл, если все равно я здесь, с детьми, и больше никогда ничего не изменится.

А потом я вступила на фейсбуке в группу поддержки женщин в послеродовой депрессии — «Бережно к себе». Там я увидела, что очень много женщин, родивших месяц–два назад, описывают свое состояние теми же словами, что и я: жизнь потеряла смысл, не знаю, как жить дальше.
Можно было не стесняться жалости к себе.

Больше рассказать было некому: родственники в ответ на мои слова о том, что мне плохо, отвечали: «Ну, а что ты хотела? Дети — это тяжело». А у меня в этот момент внутри был ужас.

Однажды я проснулась, в кроватках плакали дети, а у меня не было ни сил, ни желания вставать. Я просто полчаса лежала рядом, слушала их и думала, что я всего этого не хочу. Я себя ненавижу, я хочу умереть, исчезнуть из этой ситуации. Дети кричали, я написала смс мужу: «Я больше не могу. Хочу сдохнуть». Он ответил «Ленусь, потерпи» и приехал домой так быстро, как только мог.

Это стало последней каплей: я поняла, что мне нужна помощь специалистов. Психолог отправила меня к психиатру, а та поставила диагноз: послеродовая депрессия. Она сказала, что я не виновата, посоветовала хотя бы трижды в неделю брать няню или вызывать бабушку — чтобы я могла оставаться одна и почувствовать, что моя собственная жизнь есть. Выписала лекарства. Я принимаю их уже две недели. Пока не помогает. Муж очень старается меня поддержать, но, кажется, до сих пор не может понять, что творится у меня внутри — а я не могу объяснить.

Из книги Ксении Красильниковой «Не просто устала. Как распознать и преодолеть послеродовую депрессию»:

Как понять, что это случилось с вами: симптомы послеродовой депрессии

Я заподозрила у себя послеродовую депрессию примерно через неделю после родов. Позже я поняла, что у меня было примерно 80% симптомов, которые идеально вписываются в классическую клиническую картину расстройства.

Ниже я перечислила характерные симптомы послеродовой депрессии. Список основан на данных МКБ-10 о депрессии, но я дополнила его описанием собственных ощущений.

— Чувство грусти/пустоты/потрясения. Причем оно не ограничивается ощущением, что материнство — это сложно. Чаще всего к таким мыслям добавляется уверенность в том, что вы не справляетесь с новым положением дел.
— Плаксивость без видимых причин.
— Усталость и отсутствие энергии, которая не восполняется, даже если вам удалось поспать в течение долгого времени.
— Неспособность получать удовольствие от того, что раньше было в радость, — массажа, горячей ванны, хорошего фильма, спокойного разговора при свечах или долгожданной встречи с другом (список можно продолжать бесконечно).
— Сложности с концентрацией внимания, запоминанием, принятием решений. Не получается сосредоточиться, слова не идут на ум, когда вы хотите что-то сказать. Вы не помните, что планировали сделать, в голове постоянный туман.
— Чувство вины. Вы считаете, что должны справляться с материнством лучше, чем у вас получается. Вы думаете, что ваш ребенок заслуживает большего. Вы задаетесь вопросом, понимает ли он тяжесть вашего состояния и чувствует ли, что вы не испытываете радости от общения с ним.
— Беспокойство или чрезмерная тревога. Она становится фоновым переживанием, от которого до конца не избавляют ни успокоительные лекарства, ни расслабляющие процедуры. Кто-то в этот период боится конкретных вещей: гибели близких, похорон, страшных аварий; другие испытывают беспричинный ужас.
— Угрюмость, раздражительность, чувство злости или ярости. Бесить могут ребенок, муж, родственники, друзья — кто угодно. Невымытая сковорода может вызвать гневную истерику.
— Нежелание видеться с родными и друзьями. Нелюдимость может не нравиться вам и вашим родственникам, но сделать с ней ничего не получается.
— Сложности с формированием эмоциональной связи с ребенком. Вам кажется, что вы очень далеки от младенца. Возможно, вы думаете о том, что ему нужна другая мать. Вам тяжело настроиться на ребенка, общение с ним не приносит вам никакого удовольствия, а наоборот, ухудшает состояние и усугубляет чувство вины. Иногда вы можете думать, что не любите своего ребенка.
— Сомнения в своей способности ухаживать за ребенком. Вы считаете, что все делаете неправильно, что он плачет из-за того, что вы неправильно прикасаетесь к нему и не можете понять его потребности.
— Постоянная сонливость или, наоборот, неспособность уснуть, даже когда ребенок спит. Могут встречаться другие нарушения сна: например, вы просыпаетесь ночью и не можете снова уснуть, даже если очень устали. Как бы то ни было, ваш сон совершенно ужасен — и, кажется, дело тут не только в том, что у вас появился кричащий по ночам ребенок.
— Нарушение аппетита: вы либо испытываете постоянный голод, либо не можете впихнуть в себя даже небольшое количество еды.
— Полное отсутствие интереса к сексу.
— Головная и мышечные боли.
— Ощущение безнадежности. Кажется, что это состояние никогда не пройдет. Жуткий страх, что эти тяжелые переживания с вами навсегда.
— Мысли о том, чтобы причинить вред себе и/или ребенку. Ваше состояние становится настолько невыносимым, что сознание начинает искать выход, — порой самый радикальный. Часто отношение к таким мыслям критическое, но само их появление переносится очень тяжело.
— Мысли о том, что лучше умереть, чем продолжать испытывать все эти чувства. Помните: если у вас появились суицидальные мысли, вам срочно нужна помощь.

У каждого родителя могут проявляться один-два симптома из списка выше, но обычно они сменяются моментами хорошего самочувствия и оптимизма. Те же, кто страдает послеродовой депрессией, часто находят у себя большинство симптомов, а иногда и все сразу — и они не проходят неделями. Если вы заметили у себя четыре или больше проявлений из списка и осознали, что живете с ними больше двух недель, это повод обратиться за помощью к врачу.

«Мне хочется дотянуться до каждой женщины и встать между ней и тем человеком, который ее осуждает»

История Ксении Красильниковой, 33 года, автора книги «Не просто устала. Как распознать и преодолеть послеродовую депрессию»

Из личного архива Ксении

— Я затеяла историю с книгой, чтобы общество перестало стигматизировать женщин с послеродовой депрессией. Я ее выпустила, и мне каждый второй говорит: «Ты смелая, ты герой». Сначала я не могла понять, почему, но так как я с этой темой [послеродовой депрессии] уже давно, то, думаю, наверное, действительно требуется смелость, чтобы признаться вслух: да, после родов я не любила своего ребенка, у меня не было никакого «счастья материнства». Я испытывала к нему ужас, отбрасывала его от себя, я от него сбежала, хотела покончить с собой — все эти вещи считаются социально неприемлемыми. В моем кругу общения такое говорить не страшно. За его пределами это вызывает шквал ненависти.

Сейчас я сталкиваюсь с очень разными комментариями — в том числе оскорбительными и обесценивающими: люди отрицают реальность существования любого другого опыта, кроме собственного. «Когда у меня родился ребенок, я целовала его личико, была счастлива каждой его улыбке. Какая депрессия, как такое может быть?»; «Такая х_рь происходит только с москвичами, потому что они ленивые эгоисты». Достается даже моей маме. Например, ей писали такое: «Нормальная мать объяснила бы своей дочери, что с первым ребенком не просыпается материнский инстинкт»; «Мне жаль и эту женщину, и ее мать — если бы они понимали, что рождение ребенка — это настоящее чудо и огромное счастье, никакого времени на депрессию у них бы не было».

Отрицание — одна из стандартных реакций. «У меня нет времени на депрессию, у меня столько дел!» Как будто депрессия — это такая вещь, которая спрашивает: «Тук-тук? Вы меня ждали? Нет? Тогда я пошла!»

Психолог Вера Якупова, которая специализируется на вопросах послеродовой депрессии, написала недавно очень смешной пост — о том, что если заменить в комментариях «послеродовую депрессию» на «пневмонию», то получится примерно следующее: «У меня не было времени на пневмонию, поэтому я ей не болела».

«Пневмония — это полная ерунда. Она идет от лени!». И еще один вид комментариев: «У меня была пневмония, я понимаю, о чем вы говорите. Спасибо, что поднимаете эту тему».
Мне хочется спросить хейтеров: ребята, а вы вообще слово «наука» слышали? Читали исследования о послеродовой депрессии? Это ведь не я ее придумала! Есть огромное количество исследований, книг на эту тему, в Америке почти в каждом штате есть кризисный центр, который занимается вопросами психического здоровья женщин после родов.

В России женщина после родов — объект дискриминации с двух сторон: во-первых, потому, что ты неправильная мать, у которой не скачут в волосах единороги. А во-вторых, ты — человек с депрессией, неким непонятным заболеванием, которое большинство людей считает признаком недостаточной силы воли и неспособности противостоять сложностям. Ты очень удобная мишень и ешь сама себя поедом за то, что не соответствуешь неким представлениям общества — стереотипам, в которых мы выросли и которые, наверное, будут влиять не только на наше поколение, но и на поколение наших детей.

Мне хочется верить, что парадигма меняется, но пока это большая проблема, и для того чтобы заняться ею серьезно, необходимо участие государства.

Например, в Великобритании работает система постнатальной поддержки, которая включает в себя обязательный мониторинг женского психического здоровья. Это значит, что когда патронажная медсестра после родов приходит к женщине, она задает ей вопросы по своему чек-листу. И если у нее есть основания предполагать, что у женщины депрессия, она предлагает ей варианты помощи. Это стандарт. Когда он появится у нас? Что мы можем сделать для того, чтобы он появился у нас? Я пока не знаю.

Когда меня спрашивают, что делать, если друзья и близкие отрицают твое тяжелое состояние, я начинаю плакать. Потому что я не знаю. Мне хочется дотянуться до каждой женщины и встать между ней и тем человеком, который обесценивает ее или осуждает. Потому что послеродовая депрессия — это состояние, мало напоминающее жизнь. Чернота, в которой просто трудно продолжать существовать.

Из книги Ксении Красильниковой «Не просто устала. Как распознать и преодолеть послеродовую депрессию»:

Если вам необходима профессиональная психологическая помощь, но вы не можете позволить себе оплатить консультации, воспользуйтесь контактами служб поддержки. Они также помогут, если помощь нужна срочно, а подходящего специалиста вы пока не нашли. Ниже мы с научным редактором книги Анастасией Федоровой приводим список организаций и контактов, которые могут быть полезны в такой ситуации. Это не исчерпывающий список — наверняка вы сможете найти другие варианты, в том числе в своем регионе или городе, используя поисковики и знакомых и обращаясь в лечебные учреждения и психологические центры.

Московская служба психологической помощи населению предоставляет нуждающимся несколько бесплатных консультаций (минимум, на который вы можете рассчитывать, — пять очных консультаций). Телефон: 849-91-73–09–09 или сайт.

Также в Москве работает бесплатный круглосуточный «Телефон неотложной психологической помощи» — наберите 051 с мобильного.

Телефон круглосуточной экстренной психологической помощи в Санкт-Петербурге: 8 (812) 708–40–41
Во всей стране работает телефон Психологической помощи: 8 (800) 333–44–34

В фейсбук-группе «Бережно к себе», созданной доулой Дарьей Уткиной, есть контакты психологов, которые готовы работать бесплатно или очень дешево. Там всегда можно написать запрос и быстро получить нужные контакты.

Центр нарративной психологии и практики в Москве предлагает программу «Доступная помощь психолога». Консультанты пишут: «Мы хотим, чтобы как можно больше людей могли получить профессиональную консультацию психолога недорого, обратиться за психологической помощью и поддержкой в сложной жизненной ситуации». Стоимость одной консультации по программе — 700 рублей.
Телефон: 891-63-38–35–17, email: Natalia.Lyutenko@gmail.com

Источник