почему полет над гнездом кукушки так называется
2.2 Смысл названия романа
Название романа взято из детской песенки-эпиграфа: «Кто-то полетел на запад, кто-то полетел на восток, а кто-то полетел над гнездом кукушки» (дословный перевод с оригинала: «…one flew east, one flew west. One flew over the cuckoos nest»). В вольной интерпретации литературного переводчика Виктора Петровича Голышева произведения К. Кизи получилась более ритмизованная и вдобавок рифмованная, как и в оригинале, считалочка: «Кто из дома, кто в дом, кто над кукушкиным гнездом». Но в ней, к сожалению, пропал мотив географической распахнутости пространства, открытого на разные стороны света. (http://bluebird-hd.org/details.php?id=151&page=0).
В первую очередь разберемся, почему автор в названии употребил оксюморон «кукушкино гнездо».
Таким образом, мы понимаем, что в названии произведения Кизи использует метафору.
Теперь мы постараемся разобрать, к кому автор привязывал деепричастие «пролетая».
1) автор мог подразумевать индейца Бромдена. Он не только являлся повествователем в романе, но и индикатором мыслей, рассуждений, чувств самого Кена Кизи, к тому же в конце романа Бромден сбегает из больницы.
2) другое наше предположение, что автор имел ввиду нового пациента Р. П. Макмерфи. Этот персонаж, действительно, будто бы пролетел сквозь стены больницы и покинул ее. Действие в книге тоже начинается только с появлением героя, и заканчивается на его смерти, после чего остается лишь подвести читателя к логическому завершению рассказа. Не стоит забывать, что Макмерфи, в отличие от остальных героев романа, был человеком «извне», способным непредвзято оценить ситуацию в больнице.
Смысл фильма Пролетая над гнездом кукушки
Есть такая старинная английская считалочка про трех гусей, один из которых полетел на запад, второй на восток, а третий – над гнездом кукушки. Все мы знаем, что кукушки не вьют гнезда, значит… Значит, гусь полетел в никуда. Это считалочка про абсурд. И еще американцы о чокнутых, ненормальных людях говорят, как и мы – «ку-ку». Вот почему в Америке сумасшедшие дома иногда называют «гнездами кукушки». Помните это все, потому что мы начинаем разбирать один из самых прославленных фильмов в истории кино, созданных по знаменитой книге с таким же названием.
Роман и фильм
Роман Кена Кизи, у которого не было других настолько же сильных книг, признали библией поколения хиппи. Хиппи, как мы знаем, считали, что современная цивилизация — зло, она калечит и лоботомирует человека, превращая его в жалкого, материально озабоченного и бездуховного мещанина. То есть, это была книжка о свободе личности, и совершенно неслучайно Милош Форман взялся за этот роман. Он был беглецом из социалистического лагеря на Запад и вопрос свободы для него всегда был больным, животрепещущим.
Что ж, Форман бежит в Америку и снимает в этой «цитадели свобод» кино о том, что нет тут никакой свободы и быть не может – пока жива цивилизация.
О чем фильм Пролетая над гнездом кукушки
В центре сюжета – жизнь мужского отделения психиатрической клиники, в которой люди оказались по самым разным поводам. Тут есть откровенные овощи и совершенно невинный мальчик, которого в клинику затолкала родная мать с помощью главного чудовища в этом мире – медсестры Милдред. Вообще, мы видим много мужчин, пострадавших от тиранического женского начала, уязвленных своими женами, матерями и просто миром, в котором, оказывается, властвует женский порядок вещей, призванный ограничивать мужскую свободу. Но есть здесь и жертва покрупнее, как символ зла, причиненного цивилизованным Западом естественному человеку — индеец по кличке Вождь.
И вот в отделение попадает уголовный тип МакМёрфи, ирландец, обвиненный в изнасиловании. Он настроен очень бодро, ему даже интересно «закосить» под невменяемого, чтобы отмазаться от срока. Но он еще не понимает куда попал, и кто такая на самом деле местная медсестра. Всю силу этой ведьмы он почувствует на себе позже. МакМёрфи, что называется, настоящий мужчина – его яйца всегда при нем. И никакая медсестричка не сможет его «кастрировать». Это абсолютно свободный человек, не укрощенный, настоящий самец группы Альфа. Казалось бы, его торжество над миром унылых и злобных тёток неизбежно. Он отказывается следовать местным порядкам – у него свои правила.
Другие пациенты, давно затравленные и сломленные, смотрят на него с восхищением, он дарит им надежду, какое-то подобие веры в себя.
А того, кто считал себя несокрушимым, просто отводят на специальную процедуру. Все случившееся оказалось прекрасным поводом для медсестры свести счеты с Мёрфи, отправив его на лоботомию – жуткую операцию, превращающую человека в овощ. Трудно поверить, но в середине 20 века она была очень популярной, изобретатель лоботомии даже получил Нобелевскую премию. Итак, поздно ночью искалеченный Мёрфи возвращается в палату. Его никто не видит кроме Вождя. Он сразу понимает что случилось, душит Мёрфи подушкой, а затем ломает окна лечебницы и навсегда выбирается на свободу.
Скрытое послание фильма Пролетая над гнездом кукушки
Удивительно, но с каждым годом фильм Формана наполняется все новым смыслом. Мы видим, как общество, выстроенное, казалось бы, на разумных и прогрессивных основаниях, каждый день лишает человека свободы и права на выбор. Многие открыто говорят, что в этой цивилизации естественное мужское начало подавлено – оно не нужно, ему нет места. Люди каждый день кастрируют и лоботомируют себя сами в ужасе перед свободой, в страхе не вписаться, вызвать недовольство «курятника».
Смысл фильма Пролетая над гнездом кукушки
Есть такая старинная английская считалочка про трех гусей, один из которых полетел на запад, второй на восток, а третий – над гнездом кукушки. Все мы знаем, что кукушки не вьют гнезда, значит… Значит, гусь полетел в никуда. Это считалочка про абсурд. И еще американцы о чокнутых, ненормальных людях говорят, как и мы – «ку-ку». Вот почему в Америке сумасшедшие дома иногда называют «гнездами кукушки». Помните это все, потому что мы начинаем разбирать один из самых прославленных фильмов в истории кино, созданных по знаменитой книге с таким же названием.
Роман и фильм
Роман Кена Кизи, у которого не было других настолько же сильных книг, признали библией поколения хиппи. Хиппи, как мы знаем, считали, что современная цивилизация — зло, она калечит и лоботомирует человека, превращая его в жалкого, материально озабоченного и бездуховного мещанина. То есть, это была книжка о свободе личности, и совершенно неслучайно Милош Форман взялся за этот роман. Он был беглецом из социалистического лагеря на Запад и вопрос свободы для него всегда был больным, животрепещущим.
Что ж, Форман бежит в Америку и снимает в этой «цитадели свобод» кино о том, что нет тут никакой свободы и быть не может – пока жива цивилизация.
О чем фильм Пролетая над гнездом кукушки
В центре сюжета – жизнь мужского отделения психиатрической клиники, в которой люди оказались по самым разным поводам. Тут есть откровенные овощи и совершенно невинный мальчик, которого в клинику затолкала родная мать с помощью главного чудовища в этом мире – медсестры Милдред. Вообще, мы видим много мужчин, пострадавших от тиранического женского начала, уязвленных своими женами, матерями и просто миром, в котором, оказывается, властвует женский порядок вещей, призванный ограничивать мужскую свободу. Но есть здесь и жертва покрупнее, как символ зла, причиненного цивилизованным Западом естественному человеку — индеец по кличке Вождь.
И вот в отделение попадает уголовный тип МакМёрфи, ирландец, обвиненный в изнасиловании. Он настроен очень бодро, ему даже интересно «закосить» под невменяемого, чтобы отмазаться от срока. Но он еще не понимает куда попал, и кто такая на самом деле местная медсестра. Всю силу этой ведьмы он почувствует на себе позже. МакМёрфи, что называется, настоящий мужчина – его яйца всегда при нем. И никакая медсестричка не сможет его «кастрировать». Это абсолютно свободный человек, не укрощенный, настоящий самец группы Альфа. Казалось бы, его торжество над миром унылых и злобных тёток неизбежно. Он отказывается следовать местным порядкам – у него свои правила.
Другие пациенты, давно затравленные и сломленные, смотрят на него с восхищением, он дарит им надежду, какое-то подобие веры в себя.
А того, кто считал себя несокрушимым, просто отводят на специальную процедуру. Все случившееся оказалось прекрасным поводом для медсестры свести счеты с Мёрфи, отправив его на лоботомию – жуткую операцию, превращающую человека в овощ. Трудно поверить, но в середине 20 века она была очень популярной, изобретатель лоботомии даже получил Нобелевскую премию. Итак, поздно ночью искалеченный Мёрфи возвращается в палату. Его никто не видит кроме Вождя. Он сразу понимает что случилось, душит Мёрфи подушкой, а затем ломает окна лечебницы и навсегда выбирается на свободу.
Скрытое послание фильма Пролетая над гнездом кукушки
Удивительно, но с каждым годом фильм Формана наполняется все новым смыслом. Мы видим, как общество, выстроенное, казалось бы, на разумных и прогрессивных основаниях, каждый день лишает человека свободы и права на выбор. Многие открыто говорят, что в этой цивилизации естественное мужское начало подавлено – оно не нужно, ему нет места. Люди каждый день кастрируют и лоботомируют себя сами в ужасе перед свободой, в страхе не вписаться, вызвать недовольство «курятника».
5 интересных фактов о романе «Над кукушкиным гнездом»
Как Кизи отправился в психлечебницу за мескалином, а вышел из нее с материалами для бестселлера
Джек Николсон в роли Макмёрфи и писатель Кен Кизи
В 1962 году впервые был опубликован культовый роман американского писателя Кена Кизи «Над кукушкиным гнездом» (другой перевод — «Пролетая над гнездом кукушки»). История об обитателях психиатрической лечебницы произвела эффект разорвавшейся бомбы. Описанный в книге бунт пациента-симулянта против деспотичной системы привел к глобальным переменам в сфере психиатрии в стране, хотя Кизи вовсе не задавался такой целью.
В нашей статье делимся самыми неожиданными фактами о романе.
В книге описаны эпизоды из личного опыта автора
Писатель не раз беседовал с пациентами госпиталя и был уверен, что они в первую очередь несчастные, отвергнутые обществом люди. Эта концепция и легла в основу будущего бестселлера.
Глубокий смысл
Берясь за роман, Кен Кизи хотел рассказать миру о том, с какой легкостью и цинизмом общество отвергает любого, кто не соответствует общепринятым параметрам: будь то внешность или нестандартное мышление. Во время пресловутого эксперимента с психоделическими препаратами писатель убедился в том, что в клинике практически нет действительно больных людей.
По большей части автору «Над кукушкиным гнездом» встречались те, кто оказался в изоляции из-за своего нежелания следовать общепринятым нормам и правилам. Это открытие поразило Кизи. Возможно, отчасти такой идее поспособствовали психоделики, которые регулярно принимал писатель, — даже работа над рукописью велась им в наркотическом опьянении. Однако факт остается фактом: на основе своих суждений Кизи создал мощный, глубокий и драматичный роман, который тут же завоевал любовь читателей.
Предвестник антипсихиатрического движения
Создавая свое произведение, Кизи вряд ли догадывался, что роман станет предвестником антипсихиатрического движения в США. Книга вышла в 1962 году, а уже в середине 1960-х у тысяч пациентов закрытых клиник появилась возможность выйти на свободу и попытаться встроиться в обычную жизнь. Разработанные на основе психоделиков препараты позволили бывшим «узникам» продолжить лечение на дому и навсегда забыть о бессрочном заточении в больницах.
Уже в 1970-е годы психиатр Томас Сас (к слову, добрый знакомый Кизи) стал широко известен за критику психиатрической системы. Он утверждал, что психические заболевания — миф, позволяющий правительству держать общество под жестким контролем. И хотя его позиция получила не только сторонников, но и противников, итоги антипсихиатрической революции можно наблюдать в США и по сей день. И книга «Над кукушкиным гнездом» во многом поспособствовала этому.
Первый спектакль по роману с треском провалился
Едва роман оказался на прилавках магазинов, права на его театральную постановку, а также последующую экранизацию у Кена Кизи выкупил голливудский актер Кирк Дуглас. Создавая спектакль по скандальной книге, он надеялся вернуть себе былую славу. Однако все пошло не по плану. Критика в пух и прах разнесла постановку, назвав ту апогеем дурновкусия, а игру самого Дугласа — «убийственной». Всего было дано 82 спектакля в театральном сезоне 1963-1964 годов. Киностудии также не спешили связываться с актером. Официальной причиной отказа в экранизации была неуверенность продюсеров в успехе картины с неоднозначным сюжетом.
Впоследствии произведение еще не раз пытались воплотить на сцене. Впрочем, по-настоящему удачной можно считать только постановку Лондонского театра 2004 года с Кристианом Слейтером и Фрэнсис Барбер в главных ролях.
Кен Кизи отказался смотреть экранизацию романа
Фильм, снятый по мотивам романа режиссером Милошем Форманом, произвел фурор среди кинокритиков и простых зрителей. В 1976 году он был удостоен сразу пяти «Оскаров». Однако Кен Кизи к такому успеху остался совершенно равнодушен. Более того, он наотрез отказался смотреть ленту и до конца жизни не общался с членами съемочной группы. Так что же послужило поводом для такого странного поведения?
Дело в том, что изначально Кизи сам должен был написать сценарий к экранизации, но Форману категорически не понравился вариант писателя. Режиссер посчитал текст слишком литературным и решительно неподходящим для киноадаптации. Самолюбие автора было задето, и Кизи прервал общение с кинематографистом.
«Вы спрашиваете, станет ли будущая мать сама себе делать аборт?», — отвечал писатель на вопрос журналистов, будет ли он помогать в съемках.
Также Кизи наотрез отказался смотреть работу Формана. Впрочем, существует легенда, что спустя несколько лет после премьеры, бесцельно листая телеканалы, он случайно наткнулся на фильм, который ему очень понравился. Лишь спустя несколько минут писатель понял, что это та злосчастная экранизация, — и немедленно выключил телевизор.
Американская история: «Пролетая над гнездом кукушки» в зеркале перестройки
В российских кинотеатрах с завтрашнего дня можно посмотреть «Пролетая над гнездом кукушки». Картина успела побывать в советском прокате — в перестройку, в 1988 году, когда в СССР с опозданием выпустили несколько фильмов Милоша Формана: до тех пор работы эмигранта из социалистической Чехословакии находились под запретом. «Искусство кино» тогда посвятило серию материалов Форману, в одночасье превратившемуся в одного из самых модных и популярных в СССР режиссеров, причем восприятие его фильмов было в соответствии с эпохой очень политизировано. Среди этих текстов была статья Льва Карахана о «Пролетая над гнездом кукушки», которую мы впервые публикуем на сайте.
«Апатия, злость, безысходность — вот что ежедневно приносили нам письма читателей. Помню одно письмо из Кемеровской области. Автор — Авалиани. Нам-то он прислал копию, а само письмо было послано Брежневу. Автор убеждал своего адресата уйти в отставку.
«Полет над гнездом кукушки».
Первые просмотры — как распределение дефицита — из-под полы. Но для посвященных — как сходка, как чтение нелегальной литературы. И попадание, кажется, в самую сердцевину. Так, что даже нет мнений. Одни только согласные взгляды и солидарность молчания.
Уже потом досужие вопросы: «А кто этот Форман? Из! Чехословакии. В Америку. В 68-м. » Впрочем, история о том, как в американской психушке залечили здорового человека, не вписавшегося в больничный распорядок, и без того толковалась однозначно, пробуждая чувство вины. Метафизической, как называют ее специалисты. Вины за молчаливое соучастие в потраве очередных «врагов народа» — инакомыслящих.
Настал другой день. И критик Николай Савицкий пишет: «Как и всякое крупное явление искусства, картина «Полет над гнездом кукушки» отторгает попытки трактовать ее однозначно. И уж тем более — примитивные попытки вульгаризировать этот многослойный, насыщенный не вдруг уловимыми нюансами художественный текст в поисках неких прямых аллюзий или якобы лежащих на поверхности связей с определенными событиями политической истории Центральной Европы в годы Второй мировой войны и в послевоенный период » Савицкий Н. Репертуар, репертуар. — «Искусство кино», 1988, N 3, с. 134..
Хороши здесь и «определенные события», и, конечно, «Центральная Европа» — понятие, деликатно выводящее нас из сферы политических в сферу сугубо географических представлений.
Стоит ли акцентировать сегодня внимание на этих непритязательных околичностях? Наверное, не стоит. Не признать ли в самом деле поспешность тех прежних соотнесений «Кукушки» с отечественным опытом? Наверное, надо признать. Но что-то слишком уж красноречив акцент: «однозначно», «примитивные», «попытки вульгаризировать».
Нет, не от примитивности, не от вульгарности ума была та поспешность. От остроты переживания, которое и теперь заслуживает уважения.
Еще совсем недавно конкретики не боялись. Наоборот, требовали, ибо с ней было легче управляться, отфильтровывать: эта конкретика «нужная», а эта — «ненужная». Побаивались другого: абстракций, развернутых метафор, парабол и прочих иносказаний — бог его знает, что там имеется в виду. В этом смысле вполне доверяли, кажется, только! Чингизу Айтматову. Теперь, когда фильтры кое-где пробиты, куда опаснее стала конкретика, впрямую выводящая к предмету. Желанными оказались «не вдруг уловимые нюансы», послание будущим поколениям, полифония и прочие «отвлеченности», позволяющие уйти от «жесткой хронологической и фактографической фиксации » Там же..
В ином случае это, может быть, и необходимо. Но стоит ли еще раз проявлять неосмотрительность в истолковании фильма «Полет над гнездом кукушки»? Теперь, правда, обусловленную уже не гражданской болью, а скорее привычкой к гражданскому обезболиванию.
Так ли уж многозначен и неуловим Форман в своих обобщениях, которые в лучших его фильмах, бесспорно, значительны и глубоки?
Исполинский транспарант, который в муках укрепляют под потолком, конкурс красоты, где показуха и неловкость обильно приправлены ханжеством и старческим сладострастием номенклатуры пожарного ведомства, разворованные призы праздничной лотереи, всеми забытый почетный пожарник и, наконец, дотла сгоревший во время бала дом.
«Гори, моя девчушка» («Бал пожарных») — так назывался последний фильм, поставленный Форманом на родине. О чем эта сатирическая комедия, гротескно преобразившая реальность в некую универсальную модель? Об определенных событиях в Центральной Европе? Нет, чуть конкретнее. О деградации общества, приведшей к кризису 1968 года в западной части Восточной Европы, а если совсем точно — в Чехословакии.
Форман действительно выводит глобальное обобщение, но на основе вполне конкретного, узнаваемого социального опыта. Не оттого ли и пришлось ему выехать из страны?
«Полет над гнездом кукушки» создан уже на иной почве. Но, как видно, Форман пересек океан не для того, чтобы погрузиться в чистое умозрение. Возникшее в картине художественное мироздание и здесь имеет вполне конкретный социальный исток.
Негры-санитары, пациент-индеец по кличке Вождь, баскетбол — любимое развлечение душевнобольных и бейсбол — их любимая телепередача. Действительно — не Центральная Европа. И уж конечно, не Восточная или — отринем и это предположение — Дальневосточная Европа. Это — Америка. Происходящее достаточно четко даже для невнимательного взгляда локализовано в пространстве. Да и во времени. События фильма всего однажды, но зато очень определенно датированы: чемпионат по бейсболу, который так и не удается посмотреть обитателям психиатрической клиники, происходит в 1963 году.
Что побудило Формана обратиться к этому недавнему прошлому Америки? «Ретро»-интерес, который тогда, в середине 70-х, получил широкое распространение? Нет, менее всего новоявленного американца можно заподозрить в исторической ностальгии по неведомым ему временам. В «Кукушке» нет и намека на характерный для «ретро» стилевой герметизм. Происходящее представлено как разомкнутая, живая, синхронная реальность. Очевидно, она заинтересовала режиссера не столько в исторической, сколько в социальной своей характерности. Форману необходим был сюжет, который помог бы ему открыть Америку — незнакомую общественную систему, к которой он уже пытался подступиться в первой своей американской картине «Взлет».
Помог Форману открыть Америку роман Кена Кизи «Над кукушкиным гнездом». Когда-то, в 1965 году, Кирк Дуглас послал знаменитый роман Форману — в Чехословакию! Но, как видно, подвела почта. Роман не был получен, зато нашел адресата, когда стал для режиссера насущной необходимостью.
Вместе со сценаристами Л. Хобеном и Б. Голдменом Форман безжалостно вычистил из романа все, что составляло художественное его своеобразие и делало неотъемлемой частью литературы «рассерженного» поколения с ее изоляционизмом, приматом внутреннего монолога и ностальгическим культом детских переживаний.
«А больше всего охота посмотреть наши места возле ущелья, вспомнить, как они выглядят. Я там долго не был», — этими словами главного героя — бежавшего из психушки индейца Бромдена — заканчивается роман Кизи.
Главный герой фильма — Рэндл Патрик Макмёрфи. Форман изменил расстановку сил. Почему? Потому что «не выношу приемов вроде комментария из-за кадра или ретроспекции. всей этой технической, «психологической» сферы » См.: «Информационный бюллетень комиссии по международным связям СК СССР», N 96, с. 53.. Вряд ли такой авторской мотивировке можно вполне довериться. (В «Амадее» Форман без особого видимого труда преодолел неприязнь к упомянутым «техницизмам»). Скорее, стремлению к объективности, о котором свидетельствует сам Форман, препятствовал не прием — исповедальность, — а порождающий этот прием интерес автора к душевной типологии, к эволюции внутреннего мира героя. У Формана иной интерес — типология общества. Именно поэтому главным для него оказывается не индеец Бромден, воспринимающий и отыгрывающий внутри себя конфликт Макмёрфи с больничными властями. Главный для Формана сам Макмёрфи — зачинщик конфликта, «пробный камень» больничного социума.
Выделив Макмёрфи, Форман потянул главную нить в том клубке социальных отношений, которые хотел постичь.
Николсон сыграл Макмёрфи в соответствии со своей сложившейся в 70-е годы актерской легендой. Герой предстал аутсайдером-«профессионалом», никогда не имевшим ни постоянной работы, ни верного пристанища. Но зато весельчаком и «своим парнем», отчаянным матершинником, обладающим необузданным сексуальным аппетитом, и драчуном, всегда готовым ввязаться в какую-нибудь авантюру. Все эти недостатки, переходящие в достоинства, и достоинства, переходящие в недостатки, объявляются в первой же сцене фильма, где Р. П. ведет непринужденный диалог с врачом-психиатром. Последний полагает, что главные патологии Макмёрфи — лень и нерадивость. Сам герой склонен объяснять общественное недоверие иначе: «Дрался и сношался слишком много».
Если бы не дань времени — сокрушительное маргинальное обаяние, — в неутомимом игроке Николсона с лихо закрученной в рукав майки пачкой сигарет яснее просматривался бы герой, исконный для американского кино, для американской литературы и для американской культуры в целом. Человек сам по себе. Он живет свободно, так, как он хочет, не согласен жить иначе и готов, если надо, с пристрастием ответить тому, кто наступает ему на хвост.
Отцы-основатели создавали великую американскую конституцию, во многом сообразуясь с характером этого человека. Однако, как только свобода стала законом, социализировалась, она должна была оттеснить исконного героя в область национальной мифологии. Свободы без несвободы в обществе, как известно, не бывает.
То, что должно было произойти, — произошло. Но вот что интересно: Макмёрфи — не миф.
Даже достигнув в начале 60-х сытого самодовольства и агрессивного благополучия, конституционная свобода не исключила существование свободы реликтовой, несоциализированной. Наоборот, поддерживает эту свободу даже в криминальном варианте. Недаром же конституции сразу понадобились десять поправок («билль о правах»). Ведь как бы ни хотелось нам видеть в Макмёрфи «политического» и верить в то, что у девчонки, изнасилование которой Макмёрфи приписывают, действительно «громадная грудь и она сама лезла к нему в штаны», на счету у героя пять арестов за нападение.
Дата — 1963 год — пожалуй, все-таки рудимент первоисточника. Форман на самом деле несколько сместил временные акценты. И время в картине при ближайшем рассмотрении является трансисторическим временем, главное в котором не хронологическое, а социальное измерение. Время Америки, в котором сошлись, как крайние точки, потребительская экспансия начала 60-х с оттенком маккартистского мракобесия 50-х и криминальный бунт середины 70-х, возникший на развалинах «молодежной революции» Маркузе и в преддверии неоконсерватизма. Условное время, в котором соединились острейшие проявления свободы законной и незаконной.
Форман представил наглядную модель американской свободы, две ипостаси которой пребывают не только в конфликте, но и на всех социальных этажах — от индивидуального поступка до общественной морали — во взаимодействии и взаимозависимости. Форман вскрыл поразительную диалектику американской свободы.
Безнадежно больное общество. «Палата № 6», — сказал бы Чехов. Как показывают данные голосования за бейсбол, эта палата состоит на 50 процентов из окончательно свихнувшихся хроников, которые не способны даже воспринять то, что говорит им Макмёрфи, пытаясь привлечь к демократической процедуре голосования. Они — «молчаливое большинство», больничный фон, и практически не вторгаются в действие. Представители другой половины: Чезвик, Хардинг, Биббит, Мартини — еще не потеряли дееспособности. Со второго захода Макмёрфи даже удается заразить их интересом к телевизионной трансляции бейсбольного матча, и они голосуют за. Но кто они — эти комплексанты, неврастеники, истерики и импотенты — без раззадорившего их пассионария? Самым неожиданным откровением для Макмёрфи оказывается то, что все пока еще окончательно не утратившие индивидуальные черты пациенты находятся в заведении добровольно, в любой момент могут покинуть его стены, но — не хотят. Страх перед жизнью и ничем не ограниченной свободой в них сильнее ненависти к казенному попечению. Тем более что попечение это сытное.
Там, где есть стадо, должен быть и пастух с подпасками. Царят в палате сестра Ретчед и ее санитарная команда, завербованная, как и полагается для должности экзекутора, из тех, кто наиболее остро переживает потребность в социальной компенсации, — из негров. Ретчед следит за паствой, которая в обмен на безбедное существование должна регулярно принимать успокаивающие лекарства, выворачивать душу на сеансах психотерапии и, если что, безропотно идти на электрошок, а то и на лоботомию. Свою работу Ретчед выполняет с пристрастием, ибо следить за порядком, чтобы все, как написано в романе, было «в полном соответствии», — подлинное ее призвание. От работы она не бегает. На врачебном консилиуме Ретчед выступает против возвращения Макмёрфи в колонию, потому что не может, как она объясняет со своей неизменной ханжеской интонацией, перекладывать собственные проблемы на других.
Зачем стаду паршивая да и к тому же еще блудливая овца? Зачем в обществе, где верхи могут, а низы хотят жить, как живут, где порядок тверд страхом и молчанием, появляется Макмёрфи, этот разоритель «кукушкиного гнезда», провозвестник той самой реликтовой, необузданной и необъезженной свободы со всеми ее неизбежными и веселыми пороками: поддачей, любовью под кустом и мордобоем?
Без Макмёрфи картина была бы неполной. Он нужен «безумному, безумному миру» как корни дереву. Конечно, больным никогда не выздороветь и не быть такими, как Макмёрфи. Но они идут к нему, одержимому бескорыстным желанием сделать из них настоящих американцев, как на зов предков. Еще не верят своему новому пастырю, когда Макмёрфи обещает вышибить сестру Ретчед из трусов. С удивлением смотрят, как он пытается оторвать от пола мраморный водяной пульт. Как дети резвятся на похищенной яхте, как сообщники — во время отходной ночной оргии в палате. Даже кое-кто из хроников присоединяется к всеобщему радостному раскрепощению.
Макмёрфи необходим. Не потому ли даже закон, порядок ограничен в своих правах на героя? И сестра Ретчед, и негр-санитар вынуждены до поры с трудом сдерживая себя, взирать на то, как резвится паршивая овца в их благонамеренном стаде. Как Макмёрфи превращает баскетбол — узаконенное спортивное мероприятие — в непредусмотренный никаким распорядком аттракцион: обучение гигантского индейца-молчуна старинной индейской игре «Засунь мяч в дырку». Первым демаркационную линию должен переступить враг.
И Макмёрфи, походя, с заразительной щедростью разваливающий все установления, не заставляет себя ждать. Но, вступив в схватку с властями, он почти до самого конца сохраняет свой независимый статус и свободу выбора. Около открытого окна психушки, открытого в мир, — хочешь беги в Канаду, хочешь беги в Мексику — Макмёрфи сам, а не по воле злых обстоятельств («хоть три года скачи, ни до какого государства не доедешь») выбирает свою трагическую судьбу. Сначала он остается, чтобы не лишать робкого заику Билли сексуального крещения с очаровательной проституткой Кенди. Потом — чтобы отомстить за Билли, перерезавшего себе горло битым стеклом после нравоучений застукавшей его Ретчед. Макмёрфи — он ведь «свой парень».
Макмёрфи не добил сестру Ретчед. Хоть и с переломанной шеей, она продолжает исполнять свои столь необходимые обществу обязанности. Но ведь и сестра Ретчед едва ли может праздновать полную победу над Макмёрфи. После лоботомии его душит подушкой Вождь, только рядом с Макмёрфи и ради него заговоривший «немой». Душит, чтобы никто и никогда не видел Макмёрфи таким, чтобы, вырвав треклятый мраморный пульт и высадив им стекло, исполнить завет — уйти из психушки на волю.
Такая модель. Порядок, ограничивающий свободу, оказывается немыслимым без свободы, ограничивающей порядок. Свободное общество, превратившее свободу в фикцию и подчас даже агрессивно наступающее на свободу, не может в то же время существовать и без свободы фактической, первозданной и даже дикой, как без фермента, обеспечивающего самовоспроизводство данного социума на исходных основаниях.