почему лечение онкологии такое дорогое
Почему лечение рака дорогое?
Онкология — сфера медицины, где затраты на лечение одни из самых высоких. В настоящее время появилось немало частных клиник, которые предлагают пациентам лечение рака за свой счет. Например, в нашей международной клинике Медика24 доступны все современные методы лечения, зарегистрированные на территории России.
«Но почему же настолько высокие цены? И где же взять такие деньги среднестатистическому россиянину?», — этот вопрос пациентов часто приходится слышать и нам, и специалистам из других частных клиник. В этой статье мы ответим на основные вопросы, связанные с лечением рака в частной онкологической клинике.
Из чего складывается стоимость лечения рака?
Если коротко, то составляющих три: стоимость препаратов, оплата работы врачей и сервис в клинике. И в первую очередь внимание стоит заострить именно на препаратах.
Серьезная «война с раком» началась в западных странах в годах прошлого столетия. За прошедшие десятилетия было многое достигнуто. Например, выживаемость при раке молочной железы увеличилась на 21%, при раке толстой кишки — на 36%, при раке легкого — на 54%. Конечно, до полной победы еще далеко. Но современные онкологи могут помочь больным, которые ранее были бы признаны безнадежными.
К сожалению, цена таких побед очень высока. На разработку новых противоопухолевых препаратов нужные огромные суммы. должен их вкладывать. И это связано с большими рисками: если ученые нашли новое вещество, которое потенциально может стать лекарством, это еще не значит, что оно станет лекарством. Испытания могут окончиться неудачей на любом этапе, и вложенные деньги уже никто не вернет. К сожалению, ни одно государство не может выделить огромные суммы, которые покрыли бы эти расходы. А частные компании обанкротятся, если не смогут возвращать вложения.
В таких условиях новые противоопухолевые препараты просто не могут стоить дешево. Правительства разных стран работают над этой проблемой, но пока ситуация не меняется.
Зачем дорогие препараты?
«Лучшее лечение — профилактика», — вы наверняка много раз слышали эту фразу. В онкологии — не только лучшее, но и самое дешевое. С помощью здорового образа жизни можно снизить риски, но предотвратить развитие рака со стопроцентной гарантией, увы, невозможно. Но и тут есть решение. Нужно регулярно проходить скрининги, внимательно относиться к своему здоровью, при любых непонятных симптомах сразу же обращаться к врачам. Это дает возможность выявить рак на ранней стадии, тогда справиться с ним можно относительно легко и недорого.
К сожалению, в России скрининговые программы развиты не очень хорошо, люди плохо информированы и зачастую тянут с визитом к врачам до последнего. Как итог — зачастую злокачественные опухоли в нашей стране диагностируются на поздних стадиях. И здесь уже требуется более сложное и дорогое лечение, более современные препараты, одна доза которых может стоить сотни тысяч рублей, а то и больше.
Многие классические химиопрепараты, лучевая терапия, стандартные операции, — всё это стоит относительно недорого. Но именно благодаря более новым лекарствам и более сложным операциям в последние десятилетия удалось повысить выживаемость пациентов, продлевать жизнь больных, которых раньше просто выписывали домой «доживать».
К сожалению, государство не может покрыть все расходы. В государственных онкологических клиниках зачастую применяют не то, что более современное и оптимальное для пациента, а более простые и дешевые препараты, работают по устаревшим протоколам. Конечно, это сказывается на результатах лечения. В частной клинике можно получить всё и немедленно. Но за свой счет.
Доверьтесь профессионалам, запишитесь на консультацию сейчас
Правда и вымысел вокруг иммунотерапии. Интервью с онкологом Михаилом Ласковым
В октябре Нобелевку вручили исследователям иммуотерапии. Если и раньше вокруг этого метода ходило много слухов, то после решения Нобелевского комитета ажиотаж возрос еще больше. Мы поговорили с онкологом Михаилом Ласковым о том, что такое иммунотерапия и что выдают за иммунотерапию, при лечении каких видов рака она наиболее эффективна, и почему во многих случаях ее нельзя использовать.
Что такое иммунотерапия?
Иммунотерапия – это относительно новый метод лечения онкологических заболеваний. Иммунотерапия не действует напрямую на опухоль, но заставляет иммунитет убивать раковые клетки. Это и есть принципиальное ее отличие от химиотерапии и таргетной терапии.
По большому счету, иммунотерапия заставляет иммунитет делать то, что он и так должен, но не делает по каким-либо причинам. Например, иногда раковые клетки маскируются под здоровые, тогда иммунная система перестает воспринимать их как инородные и не уничтожает. Иммунотерапия может “снимать маску” с опухолевых клеток и помогать иммунитету распознавать их.
Справедливости ради нужно сказать, что сейчас поднялся очень большой хайп по поводу иммунотерапии, потому что вышли действительно эффективные препараты: авелумаб, атезолизумаб, дурвалумаб, пембролизумаб, ниволумаб и ипилимумаб. Но иммунотерапия началась, конечно же, не сейчас и даже не три года назад. Она очень давно применялась с переменным успехом. Как правило, с не очень большим.
Что же произошло сейчас? Появился новый класс препаратов, которые действуют на рецепторы PD1 и PD-L1. Именно эти рецепторы позволяют опухолевой клетке повлиять на иммунитет так, чтобы он перестал распознавать ее, и, следовательно, убивать раковые клетки.
Для лечения каких видов рака используется иммунотерапия?
Сначала эти препараты начали применяться при меланоме и имели большой успех. Почему именно при меланоме? Как мы понимаем, есть опухоли, которые лечатся относительно легко, а есть те, что лечатся очень плохо, рак поджелудочной, например.
Новые препараты стараются разрабатывать именно для труднолечимых раков. Меланома – это как раз один из таких труднолечимых раков, в лечении которого двадцать лет не происходило ничего хорошего, никаких новых высокоэффективных препаратов не появлялось.
Иммунотерапия показала себя очень эффективно при меланоме, все воодушевились и начали применять этот метод лечения на все раки, которые только могли. Тут, конечно же, очень быстро выяснилось, что где-то он работает, где-то не работает совсем, а где-то работает только в конкретных ситуациях.
Иммунотерапия сейчас успешно применяется при лечении рака легких. Как мы знаем, есть разные мутации и разные виды этого рака. И при некоторых из них иммунотерапия быстро заменила химию, оказалась и лучше, и безопаснее. Это очень большой успех. Но стоит помнить, что далеко не весь рак легких успешно лечится иммунотерапией.
В России иммунотерапию также используют при лечении рака почек, а на Западе – в случаях рака головы и шеи, лимфомы Ходжкина, рака мочевого пузыря и некоторых случаях рака печени.
Как объяснить, что иммунотерапия подходит только по показаниям и небольшому проценту больных?
Как и все, что есть в онкологии, иммунотерапия – это не панацея от всего рака. Это просто еще один способ воздействовать на опухоль, далеко не всегда эффективный и ни разу не безопасный
Использовать иммунотерапию можно лишь в ограниченном количестве случаев. На данный момент ее эффективность доказана только для следующих видов рака:
— немелкоклеточный рак легких;
— мелкоклеточный рак легких;
— рак мочевого пузыря.
*** Иммунотерапия может быть эффективной в строго определенных ситуациях даже при вышеуказанных видах рака.
К тому же есть ряд побочных эффектов. И довольно серьезных. В некоторых случаях иммунная система начинает атаковать здоровые ткани и органы, что может вызвать такие осложнения, как:
— проблемы с желудочно-кишечным трактом,
— нефрит и нарушение функции почек,
— мышечные боли, боли в костях и суставах,
— ощущение усталости, слабость,
— тошнота, диарея, нарушения аппетита и др.
Впрочем, серьезные осложнения появляются в среднем только в одном случае из шести.
В октябре вы назвали Нобелевскую премию за иммунотерапию премией для маркетологов. Почему вы отреагировали именно так?
Вспомним историю прекрасного препарата бевацизумаб. Когда он вышел, маркетологи подняли хайп по поводу этого средства, которое останавливает рост сосудов в опухоли. Начали из каждого утюга говорить о том, какое это чудо-чудо-чудо. В итоге, конечно, никакого чуда не было, и этот препарат нашел свое довольно ограниченное применение. И по соотношению цена-польза он, вежливо говоря, далеко не идеален.
И вот уже на этой неделе ко мне толпами приходят люди, которые пытаются спастись при помощи иммунотерапии. И только максимум у 10 % из них этот метод можно пробовать с неизвестным результатом.
Вот про такую ситуацию как раз и было предостережение в этом посте. Потому что на этом сейчас можно быстро срубить много денег в России, именно срубить, а не заработать. Ведь у людей есть все подтверждения: 1) не могли просто так дать Нобелевку; 2) все журналисты написали, что это чудо и панацея; 3) препарат стоит от 200 тысяч в месяц. Все сходится – Нобелевка, цена. Отлично, квартиру продаем.
И тут еще какой-нибудь радостный доктор из частной клиники предлагает его назначить и прямо сейчас, ведь завтра может быть уже поздно.
И главное – очень хочется верить, что это спасет. Это ведь не гомеопатия, а высокая наука.
Как пациенту понять, назначают ему фейковые препараты или нормальные?
Это сделать можно, но необходимо, конечно, включать голову. Нужно много читать и стараться уметь разбираться в источниках.
Еще можно посмотреть русскоязычные рекомендации, но только профессиональные.
А какие препараты иммунотерапии используются сейчас в России?
Их всего четыре, и они довольно дорогие. Это атезолизумаб «Тецентрик», пембролизумаб «Кейтруда», ипилимумаб «Ервой» и ниволумаб «Опдиво». И все, больше пока ничего нет, но много всего на предрегистрационной стадии.
Какие “методики” на рынке выдают за фальшивую иммунотерапию? Например, назначают профилактические капельницы с иммуномодуляторами против рака.
Инарон, рефнот, вакцины всякие, фракция АСД, всего и не упомнишь.
Как пациенту понять, что ему нужна и может помочь иммунотерапия и как ее можно попробовать получить в рамках ОМС?
Поговорить с врачом, почитать надежные источники (об этом выше). По ОМС пойти к химиотерапевту по месту жительства. Все, больше никак.
За счет чего иммунотерапия такая дорогая? Из чего складывается стоимость лекарства?
Разработка нового лекарства, действительно нового, как эти ингибиторы, стоит миллиард долларов. И семь лет после разработки формула защищена патентом. После этого срока буквально на следующий же день заранее скопированный препарат начинают продавать дешевле.
Появляется большая конкуренция. Соответственно, за эти семь лет люди, работающие над созданием лекарства, должны вернуть себе “ярд” и заработать. Один “ярд” что в себя включает? Что из 10 лекарств, которые на ранней стадии компания начинает разрабатывать, до клиник доходит только одно, и это занимает лет двадцать.
Соответственно, вот и вся экономика, за 7 лет нужно всю стоимость отбить и немного заработать для акционеров. Очень сложно разрабатывать и очень просто копировать.
Как пациенту понять, что он наткнулся на мошенников?
Сигнальный значок – это, прежде всего, давление. Когда начинается – давайте скорее, уже вчера надо было начать применять препарат, думать вам некогда, по другим местам ходить нечего. То есть такие довольно простые элементы давления.
В онкологии, на самом деле, крайне редко бывает так, что необходимо вот прямо сейчас, сию минуту начать лечение.
Понятно, что если требуют много денег и есть давление по времени, чтобы человек не успел одуматься, то, скорее всего, что-то не так.
«Фонды потянуть это не в силах». Онколог Масчан о нехватке лекарств в России и о том, почему лечение рака такое дорогое
В день борьбы против рака, 142 российских онколога обратились с письмом к Минздраву. Они просят обеспечить бесперебойные поставки лекарств для онкобольных детей и ускорить регистрацию жизненно важных препаратов. Об острой нехватке медикаментов для больных детей стало известно еще летом 2019-го года.
Директор Института гематологии, иммунологии и клеточных технологий медицинского центра имени Дмитрия Рогачева Андрей Масчан рассказал Настоящему Времени о письме Минздраву, проблеме с дженериками и о том, почему лечение рака такое дорогое.
Детский онколог Масчан – о лечении рака в России и нехватке препаратов
No media source currently available
– Вы были среди тех 142 онкологов, которые написали письмо в Минздрав России с просьбой закупить лекарства для детей, больных раком. Напряженная ситуация с лекарствами длится с прошлого года. Мы не раз и с вами говорили об этом в эфире. Ситуация на сегодняшний день улучшается или ухудшается?
Что касается этого письма – это было никакое не письмо, это резолюция совещания руководителей центров детской гематологии и онкологии России. И в резолюции этого съезда мы, скажем мягко, попросили – хотя должны были бы потребовать – не просто закупки лекарств, лекарства в большинстве своем есть, а закупки лекарств качественных, закупки лекарств по их торговым наименованиям, а не по так называемым международным непатентованным названиям, то бишь непроверенных и сомнительного качества дженериков.
– Но есть ли у вас, например, конкретно в эту минуту какой-то пациент, который остро нуждается в этом?
– Безусловно. Во-первых, та проблема, о которой мы говорили летом и осенью – это ряд препаратов для лечения острых лейкозов, – эта проблема никуда не делась. И решить ее достаточно трудно, потому что здесь нужны законодательные инфраструктурные решения. Есть пациенты, которые нуждаются в незарегистрированных препаратах, которые не производятся и не зарегистрированы в России, должны быть закуплены за границей, чем занимаются благотворительные фонды. Поэтому сказать, что для каждого пациента в каждую минуту есть нужный препарат, я, безусловно, не вправе.
– Благотворительные фонды справляются с этим?
– Благотворительные фонды, безусловно, с этим не справляются, потому что новые препараты дорогие, а старые препараты нужны, которые в дефиците, они должны закупаться в таких количествах, которые фонды потянуть абсолютно не в силах, даже если они относительно богатые и мощные фонды, как, например, «Подари жизнь». Мы видим тенденции последних нескольких месяцев, что благотворительные фонды объявляют о том, что они не в состоянии больше нести эту финансовую нагрузку на закупку лекарственных препаратов.
«Способ, который применяется при войнах и эпидемиях». Как в России работает импортозамещение в медицине
– А почему вообще лечение онкологических заболеваний настолько дорогое? Стоит ли ожидать, что через несколько лет оно будет дешевле, значительно дешевле?
– Давайте скажем так: сама химиотерапия для лечения большинства заболеваний, по крайней мере если это касается детской гематологии и онкологии, относительно недорогая. Дорого стоит госпитализация, и дорого стоит сопроводительное лечение: переливание препаратов крови, антибиотики, препараты, которые борются с тошнотой и рвотой, и так далее.
Я могу привести цифру: например, лечение острого миелоидного лейкоза – это самая злокачественная, самая тяжелая форма лейкоза у детей – стоит в России, по нашим расчетам, больше ста тысяч долларов. В Западной Европе это существенно дороже, наверное в два раза, в Америке в три с половиной – четыре раза дороже.
То есть это дорого повсюду, и не только, повторяю, за счет стоимости самих химиопрепаратов, которые могут быть относительно недороги, а в основном за счет стоимости сопроводительной терапии, сложнейшего комплекса мероприятий, которые призваны обеспечить безопасное прохождение пациента через всю эту голгофу химиотерапии.
– А дешеветь будет?
– Инновационные препараты всегда дешевеют. Заканчиваются сроки патентной защиты, начинается производство дженериков. И здесь мы подходим к очень важной проблеме – проблеме дженериков, потому что, как мы понимаем, дженерики дженерикам рознь и есть компании, которые отвечают за качество своей продукции – и тогда эти дженерики хоть и дешевле, но не драматически дешевле, чем оригинальные препараты, а есть компании, которые гонят на рынок откровенную фейковую продукцию или плохо очищенную продукцию, и в погоне за такой высокой маржинальностью, как говорят экономисты от медицины, они жертвуют качеством препаратов.
Поэтому – да, в целом препараты дешевеют через некоторое количество лет, после того как они выбрасываются на рынок, но каждое следующее поколение препаратов дорожает. Это абсолютно нормально, потому что в каждый новый препарат вкладываются огромные средства в разработку и в доведение до клиники. Это очень сложный процесс, и доведение одного препарата стоит не меньше одного миллиарда долларов. Естественно, фармы, будучи коммерческими предприятиями…
– …Формируют таким образом цену. Алексей, вы являетесь президентом Регистра доноров костного мозга. Во-первых, почему важен для лечения онкобольных этот регистр?
– Прежде всего давайте скажем, что он важен не для лечения онкобольных, а для лечения небольшой группы пациентов, которые страдают злокачественными и некоторыми не злокачественными заболеваниями крови и костного мозга. В основном это лейкозы и родственные им заболевания, некоторые нарушения обмена веществ врожденные, врожденные иммунодефициты и так далее.
Необходимость в регистрах связана с тем, что в связи с малочисленностью семей и с малым количеством детей в семьях совместимый родственный донор находится примерно у каждого шестого-восьмого пациента, по крайней мере это данные нашего центра, который делает больше всех трансплантаций костного мозга у детей в мире.
В связи с этим возникает необходимость формирования так называемых регистров доноров костного мозга – это регистр потенциальных доноров, в этих регистрах хранятся только данные о некоторых генетических признаках потенциального донора, и если они совпадают в дальнейшим с этими характеристиками потенциального реципиента, тогда член регистра – потенциальный донор становится донором реальным.
Читай нас в Яндекс.Дзене
– Минздрав как-то принимает участие в этом регистре?
– Минздрав принимает самое деятельное участие, в частности, сейчас Минздрав пытается понять, каким образом добиться оптимального и быстрого пополнения российского регистра, который сейчас составляет около 92 тысяч потенциальных доноров – если сравнить это, скажем, с Израилем, в котором недавно отметили включение миллионного донора при 9-миллионном населении, или с Германией, или с общемировой базой, в которой сейчас состоит больше 26 миллионов доноров, конечно, понятно, что эти наши усилия, мягко говоря, запоздали.
Почему лечение онкологии такое дорогое
Почему лечение от рака стоит так дорого
Мы знаем, что в основе онкологического заболевания – деление клетки, вышедшее из-под контроля. Поэтому основные способы лечения рака – это уничтожить неправильные клетки либо изъять их из организма, чтобы они не сбили с праведного пути другие клетки, добропорядочные. Основных методов лечения – три: хирургия, облучение и химиотерапия.
Елена Грачева, координатор проектов благотворительного фонда AdVita («Ради жизни»)
Мы знаем, что в основе онкологического заболевания – деление клетки, вышедшее из-под контроля. Поэтому основные способы лечения рака – это уничтожить неправильные клетки либо изъять их из организма, чтобы они не сбили с праведного пути другие клетки, добропорядочные. Основных методов лечения – три: хирургия, облучение и химиотерапия.
Хирургический вид лечения рака – самый древний. Это идея самая естественная: в организме не должно быть ничего лишнего. Если опухоль мешает, ее нужно просто убрать. При некоторых видах онкологии, особенно на ранних стадиях, этот метод до сих пор считается самым рациональным, самодостаточным и относительно недорогим. Правда, стоимость операции может вырасти, если опухоль расположена в труднодоступном месте. К примеру, нейрохирургическое оборудование может быть очень дорогим. Но главная проблема с хирургическими методами в том, что в большом количестве случаев просто удалить образование недостаточно: многие опухоли оставляют микроскопические следы и через какое-то время возвращаются.
Лучевая терапия произвела настоящую революцию в лечении рака. Ионизирующая радиация взаимодействует с молекулами воды, которые есть в тканях, и образует свободные радикалы, которые бомбят клетки опухоли как заправские бомбардировщики. С каждым годом лучевые установки делаются все точнее и безопаснее и решают все большее и большее количество задач, да и сами методики радиотерапии становятся все разнообразнее. К примеру, ученые научились вживлять в ткань опухоли источники излучения в виде малюсеньких пластинок и облучать опухоль изнутри либо вводить пациенту радионуклиды, которые накапливаются в определенных тканях и облучают только их.
Правда, при облучении, во-первых, страдают не только больные клетки, но и здоровые. А во-вторых, совсем не все опухоли чувствительны к облучению.
В радиологии дороговизна лечения может быть связана с высочайшей стоимостью лучевого ускорителя: чем установка совершеннее, тем дороже и она сама, и расходные материалы к ней, и труд специалистов, которые на ней работают. Некоторые методы лучевого лечения у нас в стране есть, но государством не оплачиваются или оплачиваются недостаточно – к примеру, операции на установках «гамма-нож» или «кибер-нож». А некоторые методы радиологического лечения в нашей стране, к сожалению, и вовсе отсутствуют: нет протонных пушек, нет терапии радиоактивными изотопами для детей с нейробластомами, и т.д.
Бывают и такие случаи, что метод в стране есть, но опухоль расположена так сложно, что специалисты, не сталкивавшиеся с такими случаями, не решаются. Одному из подопечных фонда «АдВита» нужно было пройти облучение на установке «кибер-нож» на сердце – у этого пациента была редчайшая форма заболевания, саркома сердца. При этом диагнозе не только специалисты – чуть не все больные в мире наперечет. У нас в стране опыта таких операций не было. Но лечащий доктор связалась с английскими радиологами, которые на тот момент провели единственную операцию в мире на установке «кибер-нож» при саркоме сердца, и те согласились принять нашего пациента. Юноше была сделана вторая в мире операция такого рода, и опухоль на сердце была полностью уничтожена.
К сожалению, государственный механизм направления на лечение за границей, если у нас в стране помочь невозможно, очень неповоротлив. Переписка с подразделениями Министерства здравоохранения может длиться месяцами, а то и годами, а комиссия по принятию таких решений собирается редко, да и средств на это государство выделяет, скажем деликатно, мало. А рак ждать не будет. Поэтому пациенты и их семьи вынуждены собирать деньги на лечение самостоятельно. Именно в такой ситуации больным могут помочь жертвователи и благотворительные фонды. В истории, которую я рассказала, именно жертвователи фонда «АдВита» спасли молодого человека. Недоступные в стране виды лучевой терапии – тот самый случай, когда сборы крупных сумм на лечение за границей действительно оправданны.
Самые же ошеломляющие результаты в лечении онкологии дало развитие химиотерапии. В здоровом организме, если клетка накопила токсины, постарела или просто ведет себя неадекватно, иммунная система ее распознает и заменяет на новую, трудоспособную. Организм заболевшего человека сам с этой задачей не справляется, и ему нужна поддержка извне. Чаще всего на помощь приходят различные химические вещества.
Но только одна идея из десяти тысяч приводит к появлению нового лекарства, а средний срок разработки препарата – десять-пятнадцать лет. Важно понимать: когда мы платим за упаковку таблеток, мы платим вовсе не за химическую формулу и расходы на производство. Мы платим за те годы работы, поисков и ошибок, которые потребовались, чтобы это лекарство найти и понять, как оно работает эффективнее всего.
Особенно дороги в онкологии лекарства последнего поколения, которые называют таргетными, или, в переводе с английского, целевыми. Одни таргеты похожи на клетки иммунитета человека и атакуют рак так же, как иммунная система – микробы и вирусы. Другие блокируют сигнал, который должна получить клетка, чтобы начать делиться. Третьи не дают образоваться новым сосудам в опухоли, чтобы ей нечем было питаться. То есть каждый препарат бьет в какую-то одну цель. А ведь онкологических диагнозов сотни! И вещество, которое попадает в яблочко при одном диагнозе, не сработает в другом – потому что это уже другая клетка, она по-другому устроена, к ней нужно подбирать новые ключи.
Поэтому возникает парадокс. Чем точнее подобрано лекарство и лучше оно работает, тем уже сфера его применение. Чем меньше группа больных, которому лекарство может помочь, тем труднее вернуть деньги, затраченные на его поиск. Чем меньше лекарства будет продано, тем выше должна быть его стоимость, чтобы окупить. Чем дороже лекарство, тем труднее его получить больным.
Именно заоблачная стоимость многих современных онкологических препаратов породила множество дискуссий во всех странах мира. Именно поэтому ни одно государство в мире не справляется с задачей обеспечить всех онкологических больных самым современным лекарством. Но особенность нашего здравоохранения в том, что у нас отсутствует добровольное медицинское страхование в области онкологии – и то, что платят на западе страховые компании, вынужден платить сам пациент. А если у пациента нет денег, он идет в благотворительный фонд.
Елена Грачева, координатор проектов благотворительного фонда AdVita («Ради жизни»)